Мешок историй

На этот счет у родителей был большой опыт, они говаривали:

– Как родители жили, так и нас благословили.

Немецкий хлеб

В нашу местность во время войны пригнали военнопленных. В поселке Рудничном действовал госпиталь для лечения их. После выздоровления пленных заставляли работать на сельхозработах в колхозе «Новая жизнь». Техника в колхозе была, но с механизаторами проблема – их не хватало.

Правление колхоза обратилось за помощью к руководству госпиталя, и колхозу выделили пленного немца-тракториста. Обеспечили его жильем и питанием. Поселили немца у бабы Марии, она пекла ему хлеб и готовила похлебку. У бабы Марии было двое детей – сын Толя и дочь Саша. Муж у нее погиб на фронте, ей одной тяжело приходилось с детишками.

Вот однажды, осенью 1944 года, был случай: баба Маша взяла с собой Сашу на работу, а Толю заперла дома одного. Я пошел гулять по деревне и увидел Толю в окошке, который с той стороны просил меня снять запор и открыть ему дверь. Я побоялся сделать это, но Толя сказал мне через раму:

– Откроешь мне двери – хлеба дам!

Магическое слово «хлеб» сделало свое дело: я вынул из пробоя палку – замков ведь тогда не навешивали – и выпустил Толю. Нам с ним было по шесть лет. Мы с ним стали играть в прятки, бегали, смеялись, на время я даже забыл об обещанном хлебе. Но Толя пригласил меня в сени и дальше – в чулан.

В чулане на самодельной скамейке стоял небольшой сундучок. Толя открыл его – там лежал каравай ржаного хлеба и нож. Мы понемножку отрезали, съели, а потом опять понемножку отрезали. Толя сказал: «Это к опослею», то есть к вечеру, а я положил свой кусочек себе в карман. Я, конечно, не знал и не задумывался, чей это хлеб. А Толя сказал, что это хлеб их постояльца – пленного немца.

Я закрыл Толю в доме обратно на палку и пошел домой. Мне было боязно – а вдруг узнают про это дома? Но вся боязнь проходила, когда я нащупывал в кармане кусочек хлебушка. И по дороге я весь его и съел.

Так мы с Толей еще раза два воровали у пленного немца хлеб. А на третий он нас застал за этим делом. У меня аж ноги подкосились, когда я увидел перед собой здоровенного немца, и в горле у меня прямо пересохло от страха. Мы стояли с Толей как вкопанные, не стремясь убежать. А немец улыбнулся, погладил нас по головам и сказал:

– Куша, куша, не боись. Нужна – бери и куша, куша.

После этого мы уже без опаски резали и ели этот хлеб, он казался нам таким вкусным. Я не запомнил имени того немца, а может, он и не немец был, тогда ведь на стороне фашистов воевала вся Европа. И тем не менее я благодарен этому человеку и до сих пор вспоминаю вкус того самого хлеба с привкусом военного детства…

Хочу закончить стихами поэта Михаила Исаковского:

Ушло мое детство, исчезло, пропало,
Давно это было, давно.
А может, и вовсе его не бывало
И только приснилось оно…

Сейчас мне 69 лет, скоро будет 70… А детство – как будто вчера было…

Валентин Васильевич Бабиков, ветеран, Кировская область, Верхнекамский район, пос. Рудничный

Пузанчик

Как-то пришлось мне побывать в маленькой лешуконской деревушке. Екатерина называется. В ней было тогда всего-навсего семь домов. На самом бережку Мезени – дом деда Артемия Базарева. Его уж в живых не было, а внуки каждое лето приезжали сюда, как на дедушкину дачу, и часто добрым словом вспоминали Артемия Никитича, работящего да расторопного мужика.

А однажды рассказали такую историю.

Очень любил Артемий почаевничать. Идет с работы, еще за порог не переступит, а уже торопит:

– Старуха, наставляй самовар!

И так несколько раз на дню-то. Пообедает, отдохнет малость на полатях – и опять самовар пыхтит на столе.

Называл его дедушка ласково – пузанчиком. Потому что тот был похож на большой пузатый арбуз, только с ножками и с трубой.

Никитич священнодействовал за самоваром. Каким-то, лишь ему известным способом заваривал чай. Не торопясь доставал из баночки мелко-мелко наколотый сахар и начинал пить вприкуску, сладко причмокивая от удовольствия.

Сколько чашечек он выпивал – никто не считал. Но помнят, что по утрам бабушка Афимья всегда ставила в печь чугун с водой. И когда пузанчик осушался, Афимья выливала в него кипяток из чугуна. И Артемий продолжал чаепитие.

Уж пот льет ручьем, а он наливает чашку за чашкой. Летом взмокшую от пота рубаху вывешивал в распахнутое окно. И соседи непременно примечали:

– Артемий вон уж рубаху сушит. Не иначе как весь самовар одолел.

Долго служил дедушке пузанчик. Правда, не раз он страдал от оплошности хозяина. Сунет тот пылающую лучину в трубу, а воды-то залить забудет.

Спохватится, когда пузанчик раскалится до синевы и кран хлопнется на пол.

От горя такого спасал только сосед – паяльных дел мастер. Оловянные трубы портили вид пузанчика, но Артемий по-прежнему радовался, когда самовар стоял на столе и весело пел на все лады.

А однажды случился большой конфуз.