Мы стояли наверху великолепнейшей лестницы, одурев от солнца и ветра, оглушённые голосами из громкоговорителей, делавшими ударение на тех гласных, которые парижане обычно не произносят. Город бурлил у наших ног, и сквозь листву платанов до нас долетали свистки трамваев. Мы спустились по ступеням и вошли в Марсель, этот огромный цирк, через его главный вход – бульвар Атен.
Уже позже я узнал, что в большом марсельском порту процветал бандитизм, торговля наркотиками, проституция и что этот город был европейским Чикаго. Королём местных гангстеров был тогда Карбон[10]
. Всё это хорошо известно по фильмам, книгами и статьям в прессе. Нет сомнения, что так оно и было, но я никогда не любил слушать об этом. В это утро, в этот день Марсель стал для нас с Морисом (мы держались за руки, чтобы не потеряться) одним большим смеющимся и продуваемым всеми ветрами праздником и самым прекрасным променадом, который можно было вообразить.Уехать мы должны были только вечером, так как полуденный поезд отменили; значит, время у нас было.
Ветер налетал на нас порывами, и мы передвигались боком, посмеиваясь, – он дул во всех направлениях сразу. Казалось, что город стекает с холмов, как мягкий сыр. На каком-то большом перекрёстке мы остановились и пошли вниз по очень большому бульвару, заполненному людьми, магазинами и кинотеатрами. Не то чтобы мы были потрясены этим зрелищем – двух парижских мальчишек, излазивших весь свой XVIII квартал, было не удивить несколькими фасадами киношек. Но здесь во всём чувствовалась какая-то радость, какой-то чистый живительный воздух, от которого перехватывало дыхание.
На углу стоял большой, выкрашенный в синий цвет кинотеатр с окнами-иллюминаторами, напоминавший старый пароход. Мы подошли поближе, чтобы поглазеть на фотографии и афиши. Показывали «Мюнхгаузена»[11]
, немецкий фильм с Хансом Альберсом, большой звездой Третьего рейха. Один из снимков изображал его летящим на пушечном ядре, а на другом он сражался на саблях с полчищами разбойников. У меня потекли слюнки.Я толкнул Мориса локтем.
– Смотри, билеты недорогие…
Он взглянул на кассу и табличку под ней и сказал:
– Откроется только в десять…
Это означало, что он согласен. Я приплясывал на тротуаре от нетерпения.
– Тогда погуляем и вернёмся.
Мы пошли дальше по широкому бульвару, вдоль огромных крытых террас, где мужчины в серых фетровых шляпах читали газеты и курили, как будто бы тут и не слышали про ограничения на табак. Потом дома внезапно закончились, резкий порыв ветра чуть не сбил нас с ног, и мы остановились как вкопанные. Морис пришёл в себя первым.
– Чёрт, это море.
Мы никогда не видели моря, и нам казалось невозможным, что оно могло вот так вдруг, без предупреждения, без подготовки, открыться нам.
Оно дремало меж покачивающихся лодок Старого порта, синело между фортами Сен-Жан и Сен-Николя и тянулось до самого горизонта, усеянное белыми крохотными островками, залитыми солнцем.
Мы стояли перед висячим мостом, целой флотилией небольших судов и паромом, который совершал своё первое путешествие. Мы подошли к самому краю набережной – вода внизу была зелёной и в то же время вдалеке казалась совершенно синей. Невозможно было понять, в каком именно месте она меняет цвет.
– Ребята, хотите прокатиться в замок Иф? Залезайте на борт, и сразу отчалим.
Мы подняли головы. У человека, который окликнул нас, был вид ряженого: кепка с галуном, белые, слишком широкие штаны, в которых терялись ноги-спички, и моряцкий бушлат, не дававший ему нормально двигаться. С туристами в то время было сложно. Он обвёл рукой жёлтый кораблик, который тихонько покачивался на воде. Сиденья там были красные, а палубу не мешало бы выкрасить свежей краской.
Но сколько всего в этом Марселе! Кино, лодки, морские путешествия, которые вам предлагают вот так запросто, ни с того ни с сего. Я бы чертовски хотел посмотреть на замок Иф. Замок в море, это же должно быть настоящим чудом!
Медленно, с явной неохотой, Морис отрицательно покачал головой.
– Ну чего вы? Для детей цена вдвое меньше! Вы же не будете мне рассказывать, что у вас нет этой маленькой суммы? Поедем, залезайте.
– Нет, качка слишком большая, нам плохо станет.
Тип рассмеялся.
– Что ж, это бывает.
Его светлые глаза глядели по-доброму. Он всмотрелся в нас.
– Слышу по выговору, что вы не местные?
– Да, мы приехали из Парижа.
От нахлынувших эмоций тип вытащил руки из карманов:
– Из Парижа! Я там всё знаю, у меня туда брат переехал. Он водопроводчик, живёт у Порт-д’Итали.
Мы немного поболтали, он хотел знать, как там обстоят дела и очень ли тяжко в оккупации; здесь, в Марселе сложнее всего было с продуктами – теперь ничего нельзя было достать. На рынках на улице Лонг, за церковью Реформатов или на площади Ла-Плен можно было разжиться только кабачками. За салатом выстраивались очереди, а за топинамбур люди чуть не дрались.
– Да что там, посмотрите только на мои штаны.
Он показал, как сильно на нём болтался ремень.
– За этот год похудел на одиннадцать кило! Ладно, лезьте сюда, покажу вам двигатель моей посудины, если интересно.