В полном восторге мы поднялись на борт. Кораблик тихо покачивался на волнах, и это было даже приятно. В носовой части возвышалось нечто наподобие садовой сторожки – там находился мотор. Тип рассказал нам, как всё устроено, пройдясь от винта до карбюратора. Он обожал механизмы и так и сыпал словами, мы еле от него отделались.
Мы обогнули доки со стороны набережной Рив-Нёв. Там были бочки, связки верёвок и особый просоленный запах, запах приключений. Он витал на улицах Фортиа, на площади Оз-Юиль, и я ждал, что откуда-нибудь вот-вот выскочат полчища пиратов и флибустьеров. Приходилось признать, что с каналами на улице Маркаде, в которых мы запускали кораблики из тетрадных листов, всё это не имело ничего общего.
– Переедем на ту сторону по воде?
– Ладно.
Паром оказался плоскодонным судном. Пассажиры спешили поскорее укрыться от ветра за стеклами, но мы остались снаружи. Стоя на самом ветру, мы вдыхали запах соли, который проникал прямо под кожу.
Переправа заняла не больше двух-трёх минут, но зато мы смогли поглазеть на то, как город плывёт у нас над головами. Снизу бульвар Ла-Канбьер казался прямой линией, рассекающей крыши надвое.
На другой стороне набережной всё было иначе: хаос крохотных улиц, бельё, висевшее на верёвках, натянутых между соседними окнами, – солнце, наверно, вообще не заглядывало в эти кварталы.
Мы прошли немного вперёд. Улицы тут поднимались, как лестницы, а для сточных вод в середине был устроен жёлоб.
Я начинал ощущать какое-то беспокойство. На ступеньках в тени болтали женщины, по большей части сидевшие на соломенных стульях; другие высовывались из окон, уперев скрещённые локти в подоконник.
Внезапно Морис вскрикнул:
– Мой берет!
Его беретом завладела какая-то толстуха с колышущейся необъятной грудью – она хохочет, широко раскрывая рот и демонстрируя нам все свои пломбы. Я непроизвольно снял свой берет и запихнул его в карман. Да, я ведь ещё не упоминал о том, что мы были в беретах. Сейчас дети их не носят – видимо, головы у них стали крепче и уже не мёрзнут так, как в былые времена. Как бы то ни было, берет Мориса проделал за несколько секунд приличный путь: покинув макушку своего хозяина, он перекочевал к толстухе, а та швырнула его полуголой девице, стоявшей позади неё в тёмном коридоре. Чей-то оклик заставил нас задрать головы.
Из окна во втором этаже высунулась другая толстуха, размерами превосходившая первую. В своих похожих на сосиски пальцах она держала столь дорогой нам головной убор и тоже покатывалась со смеху.
– Эй, красавчик, скорее иди забери его.
В крайней досаде Морис смотрел, как эта пухлая дамочка вертит на пальце его красивый баскский берет.
Он поглядел на меня.
– Не могу же бросить его тут, придётся сходить за ним.
Мне пока не очень много лет, но я знаю жизнь. Неподалёку от Порт де Клинянкур тоже есть такие девицы, и ребята из старших классов часто обсуждают их на переменах. Я слушаю и всё мотаю на ус.
– Не ходи туда, Бенике говорит, что они забирают деньги и от них бывают плохие болезни.
Эта двойная перспектива, кажется, не особенно нравится моему брату.
– Не могу же я им его отдать!
Девицы всё веселятся. Одна из них принимается за меня.
– А младший-то! Ну разве не хорош, мигом стянул свой берет, соображает!
Мы торчим посереди улицы. Люди начинают выглядывать в окна, и если так дальше продолжится, то мы переполошим весь квартал.
Какая-то очень высокая женщина открывает дверь кафе, расположенного тут же у дома; как сейчас вижу ярко-рыжую копну волос, настоящее пламя, спускавшееся ей до самой поясницы. Она окликает ту, что держит в руках берет:
– О! Мария, и не стыдно тебе цепляться к детям? Ну-ка, верни им берет.
Продолжая смеяться, отчего её телеса сотрясались, как студень, Мария послушно бросает нам берет.
– Дуйте отсюда, сорванцы.
Морис подхватил берет на лету, натянул его до самых ушей, и мы бегом понеслись по улицам. Приходилось всё время подниматься вверх, почти как у нас на Монмартре, только тут было грязнее и живописнее. Мы бродили в квартале Панье, когда пробило десять.
Море, лодки и путаны заставили нас напрочь позабыть про кино, да и как было не зазеваться, столкнувшись со всем этим великолепием? Именно море помогло нам сориентироваться – как только мы его увидели, сразу стало понятнее, куда идти. Мы вышли назад к порту у какой-то табачной лавочки и вернулись по Ла-Канбьер.
Через три минуты мы уже сидели в третьем ряду перед экраном, пристроив сумки на коленях и засунув руки в карманы. Этот огромный зал, где мы были почти одни, никто и не думал отапливать. Где-то за нами сидела парочка клошаров, и вокруг их сидений громоздилась масса свертков и перевязанных верёвочками баулов, которые загораживали проход.