Месяц на море

– Понимаешь, – горячо начал Колесников, – мы дружили. И семьями тоже. А когда жена умерла, я им отдал три шубы. Я ведь никогда не скупился: и жена, и дочь были одеты прекрасно! Не вульгарно и дорого, а добротно, качественно.

«Интересно, что он подразумевает под этим словами “добротно, качественно”», – подумала Архипова.

– …Так вот, прекрасные шубы. Она длинная, вторая чуть ниже колен, а третья, пушистая, короткая. Но не очень, под брюки ее можно было носить. И я им это все отдал!

– Что отдал? – Александра вдруг потеряла нить разговора. Ее сбило подробное объяснение – что под какую шубу можно носить.

– Господи! Шубы отдал! Шубы! Дорогие, почти новые!

– Ну, отдал. А почему же поссорились?

– Я этого друга попросил достать билеты на поезд. А он не достал.

– Послушай, что значит «достать»? Билеты элементарно покупаются.

– Не было билетов. Продажи закрыты были.

– Так как друг тебе мог помочь в этом случае?

– Наивная ты. – Колесников так посмотрел на Архипову, что ей стало стыдно, что она такая наивная дурочка. – Всегда остаются билеты. Всегда есть резерв, – снисходительно заметил Сергей Мефодьевич. – Вдруг кто-то важный полетит. Или ЧП какое. Нет, нет! Он просто не захотел помочь мне.

– Ты серьезно? – спросила его Архипова. – Ты серьезно так думаешь? И ты можешь обижаться на человека, которого знаешь почти всю жизнь?

– Я и не обиделся. Я просто удивился! Я им такой подарок сделал…

В голосе Колесникова прозвучала злость и презрение.

– Жаль, что так получилось, – сдержанно сказала Александра. В глубине души она не могла понять, как можно ставить на одну доску шубы и дружбу.

– Ничего не жаль. Я теперь знаю, что это за люди!

– А они, представляешь, даже не догадываются, за что ты на них обиделся, что не относишься к ним так, как раньше, – рассмеялась Архипова.

– Ты так думаешь? – вдруг с живым интересом спросил Колесников. – Тогда надо объяснить! Или нет, лучше молчать, но всегда помнить.

– Типа фиги в кармане…

– Типа понимания реальности.

«О боже! Зачем я это ему сказала! Он еще больше испортит с ними отношения!» – Архипова пожалела о своей иронии. Колесников между тем собрал грязную посуду и сложил ее в раковину.

– Сережа, сразу в посудомоечную машину.

– Никакой машины. Мне что, сложно две тарелки руками помыть?

– Зачем руками, если на нас работает прогресс?

– Это не прогресс. Это обычная лень.

Александра пожала плечами и ничего не ответила.

– Так, с посудой позже разберемся. Сейчас будет пить кофе с кексом. Кекс наш, ленинградский!

– Как?! Ты привез кекс? Из «Севера»?

– Ну что ты так кричишь?! Соседей разбудишь. Время – ночь.

– Пусть не спят, когда у нас такой праздник!

Александра рассмеялась, а потом вскочила со своего места:

– Ты наливай кофе, я пойду переоденусь. Жарко в доме!

Колесников ничего не ответил – искал по шкафам чашки.

– Сережа! Третья дверца справа. Там чайная посуда.

– Спасибо. – Колесников стал осторожно вынимать фарфор. Архипова переодевалась в спальне. Она заранее приготовила «наряд для соблазнения». Звучало это громко, но на деле она лишь сняла джинсы, надела легкую полупрозрачную юбку и тонкий топ с воротником «хомут». Александра знала, что, несмотря на полноту рук, открытые фасоны ей идут. Кожа у нее была смуглая, казалось, что она только-только вернулась из отпуска. «Неплохо: в меру завлекательно, не так громоздко, как джинсах, да и мне легче. Надеюсь, мой внешний вид отвлечет от шуб и “неблагодарных” друзей и он наконец поцелует меня или скажет ласковое слово!» – подумала она. Взъерошила волосы и вернулась на кухню.

На столе в чашках остывал душистый чай, на большом блюде лежал кекс в виде огромного кирпича. Несколько ломтиков были уже отрезаны, и на срезах виднелся изюм и цукаты.

– Как аппетитно. – Архипова выковыряла две большие изюмины.

– Зачем ты так делаешь! – воскликнул Сергей Мефодьевич. – Садись нормально, пей чай и ешь сколько влезет. Можно подумать, тебе не дадут поесть.

– Удивительно, у тебя даже интонации моих родителей. Всю жизнь съедала изюм из булочек, начинку из готовых пирожков и сладкую прослойку вафель.

– Кто же ел остальное? Что оставалось после тебя?

Архипова задумалась.

– Знаешь, кажется, отец. За мной доедал отец. Пока жил с нами. А потом… А потом я себе такого уже позволить не могла.

Колесников посмотрел на нее.

– Тогда ешь как хочешь, – сказал он. – Серьезно. Хочешь, я тебе наковыряю из этого кекса сколько угодно изюма. А тесто съем. Чтобы ты не мучилась, что оно пропадет. А еще завтра куплю тебе самого лучшего изюма. Самого вкусного и сладкого – коринку.

– Нет, не хочу, – ответила притихшая Александра.

– Верно, это же совсем другое дело. Так совсем неинтересно, – в голосе Колесникова прозвучала нежность.

И Александра вдруг приникла лбом к его плечу. Сергей Мефодьевич замер, затаил дыхание, потом дернулся и воскликнул:

– Я же плиту не выключил!

Он подскочил с места, Архипова при этом чуть не стукнулась лбом о стол.

– Все выключено, – проговорила совершенно озадаченная.

– Да, разве? Мне показалось? Не может быть… – бормотал Колесников и внимательно изучал плиту.