Месяц на море

Поэтому сейчас Колесников проводил взглядом Архипову, исчезнувшую в дверях метро, и с удовольствием продолжил поездку. Автобус был удобным. Люди потихоньку выходили на остановках, стало тихо, и Сергей Мефодьевич решил проехать до конечной остановки, а потом так же вернуться в центр. Он ехал, смотрел в окно и думал. «Она аккуратная, даже слишком. Чувствуется, что на кухне все новое. Не готовит. Нельзя же так питаться, полуфабрикатами. Любит комфорт. Одеяло у нее дорогое, плед тоже. Подушка какая-то хитрая. Обычно у меня шея затекает, а сегодня словно бы и не было подобного», – Колесников вздохнул. Дома у него было цветное ватное одеяло, подушка пух-перо и постельное белье в розочку. У Архиповой же все было белоснежным. Сергей Мефодьевич не знал, как к этому отнестись. С одной стороны, знакомая приучена к правильному хозяйствованию, а с другой – что за страсть к новомодным изобретениям. «Можно так же комфортно жить, но за другие деньги. И что за любовь к бытовой технике!» – подступило раздражение. Колесников умудрился разглядеть все: навороченную духовку, варочную панель с приспособлениями, о которых он даже постеснялся спросить… В маленькой комнате, которую Александра назвала гардеробной, стоял моющий пылесос, навороченный утюг и широченная гладильная доска. Еще он приметил увлажнитель воздуха и кондиционер. «Во-первых, это деньги, во-вторых, внимания требует, в-третьих, занимает место! Обыкновенные утюги гладят точно так же! А в эмалированной кастрюле точно такая же каша, как и в этих ее, биметаллических», – раздражение росло. Что-то похожее на зависть родилось в душе Колесникова. А еще ему показалось, что его обманули. Он приехал в Москву этаким богатым дядюшкой – с огромным лобстером в пакете, огромной коробкой с кексом, авторским шоколадом. У него был дорогой новый чемодан и джинсы, купленные специально для поездки. Покупал он их, правда, в лавке на Апраксином дворе, качества они были среднего, но Архипова же не могла об этом знать. Внешне они выглядели, по мнению Колесникова, как надо – новыми, «хрустящими». Его бритва лежала в дорогом кожаном футляре, и он специально оставил ее на виду в ванной комнате. Он приехал этаким барином к женщине, у которой было скромное пальто, неприметные вещи, и носила она мужские рубашки. По мнению Сергея Мефодьевича, это можно было делать только из-за нехватки средств. «Женщина с достатком носит кофточки. Со всякими блестками и бусами. А это какой-то стиль… непонятный. Как Гаврош. Хотя окружающие на нее смотрели с интересом», – вспоминал он их походы в ресторан. Колесникову было невдомек, что одна их этих мужских рубашек стоила как его зимняя куртка. Еще Сергей Мефодьевич против воли сравнил обстановку в квартирах. У него в доме было полно предметов – полки, шкафы, тумбочки, вешалка и калошница, столик маленький, стол письменный, стол на кухне. В его доме было тесновато, и квартира была как табакерка, в которой все было украшено, инкрустировано. А попал он в почти пустой дом, где стояла только необходимая мебель. И была она не лакированная, а матовая, светлая. И места было так много, что в дорогом блестящем паркете отражалось окно. А на стенах были только старинные фотографии.

– Это мои предки, – просто сказала Архипова, – между прочим, один из них был директором пушкинского лицея.

Колесников по привычке саркастически усмехнулся, хотел что-то возразить, но опомнился. Наверняка Архипова точно разузнала все об этом человеке, и поймать ее на неточности было бы невозможно. Пришлось промолчать и покивать. Он постарался сделать это с уважением, хотя в душе злился. Он не терпел, если кто-то обходил его на повороте. А похвастаться таким предком он не мог.

За окном неспешно плыли московские пейзажи. Колесников даже не понимал, где едет – давно он не был на окраинах. Впрочем, по внешнему виду, по дорогам, домам и скверам окраиной это можно было назвать с натяжкой. «Удобный город стал, это не Питер!» – подумал Колесников. Он оглядел салон автобуса. Зарядки для телефонов, электронное табло с маршрутом, работает кондиционер, сиденья мягкие. «Комфорт. Я как на экскурсии!» – подумал он и продолжил вспоминать вчерашний вечер. «Одета была она хорошо. Интересно, ради меня? Как она ходит, когда свидетелей нет? В халате?» – тут он вспомнил, как она пришла в легкой юбке и блузочке, обнажившей полноватые смуглые руки. «Красивая она. И еще этот Стас! Так я и поверил, что он просто друг. Она такая… такая… вызывающая». – Колесников не решился даже про себя признаться, что Александра сексуальная.

Пока Колесников путешествовал по Москве, Архипова читала лекции, ругалась в деканате, отстаивая нерадивого студента, а теперь перекусывала круассаном, который заботливо купил ей Лушников. Уже вечерело, большинство сотрудников разошлись, и Александра стояла у окна, смотрела на Воробьевы горы и старалась не уронить ни крошки. Лушников сидел нога на ногу в кресле и рассматривал свой ботинок. Ботинок был модным, дорогим, даже, можно сказать, щегольским.