Месяц туманов (антология современной китайской прозы)

Бык, словно не видя их, увлечённо жевал. Вдруг Еэргубай спросил Ма Цзышаня:

— Па! А он не…

Ма Цзышань понял, что хотел сказать сын, у него на глазах выступили слёзы, в горле застрял комок. Он быстро отвернулся и, пошатываясь, торопливо выбрался наружу. Солнце поднялось выше, ослепив его своими лучами, и старик пошёл, низко опустив голову. Когда он вошёл в дом, воробьи запели с ещё большим воодушевлением. Ма Цзышань сел на кан, закрыл руками лицо и почувствовал, как по пальцам потекла солёная влага. Он не знал, почему плакал, и тем более не мог объяснить, отчего ему так горько. И ему даже хотелось зарыдать в голос. Наконец он не сдержался и залился слезами.

В дверях появился ошарашенный Еэргубай: его фигура, заслонившая свет, казалась тёмной. Увидев, в каком состоянии находится отец, он помялся в нерешительности и вышел. Воробьи, непонятно чем вспугнутые, с шумом и бранью разлетелись — на деревьях остались лишь несколько птиц, робко и неуверенно чирикавших.

Старик Ма Цзышань поплакал немного, постепенно его горе утихло, как успокаивается бурный поток, но лёгкая тоска по-прежнему сжимала сердце. Ма Цзышань ощущал себя немного виноватым: ведь он пренебрегал этим удивительным созданием, заставлял его трудиться много лет, словно обычную скотину. Когда старик вспомнил, как хлестал быка плетью, ему стало стыдно. Если бы кто-то взял сейчас плеть и всыпал бы ему столько ударов, сколько доставалось быку, он бы с радостью принял наказание. Ещё старик припомнил, как бык одновременно тянул плуг и, подняв хвост, ронял свои лепёшки, — тогда Ма Цзышань не видел в этом ничего плохого, а теперь осознал, что был не в меру жесток, не давал быку передышки. Но откуда тогда ему было знать, какое это благородное создание?

Вдруг в памяти Ма Цзышаня всплыл тазик с водой в кормушке — водой такой прозрачной, что казалось, она может очистить не только тело, но и душу. Старики сказывали, что бык — создание необыкновенное: перед смертью он может разглядеть в чистой водице, которой его поят, свой нож, и тогда он перестаёт есть и пить. Это означает, что он желает очиститься, перед тем как покинуть земной мир. Видимо, и этот старый бык увидел свой нож в том тазу…

Прошёл день, второй, а бык всё не ел; вода в тазике чуть помутнела, трава завяла и обветрилась, живот быка ввалился так, что смотреть было страшно. На боках образовались две глубокие впадины размером с курицу. Но бык по-прежнему стоял мирно, едва прикрыв глаза, и тихо жевал что-то. Ма Цзышаню стало всё ясно. Оказывается, это удивительное создание утаивало свои достоинства и просто служило людям, тянуло свою лямку. Сердце старика окончательно успокоилось. Лишь только он закрывал глаза, как перед его внутренним взором представал тазик с прозрачной, подёрнутой лёгкой рябью водой, на дне которого виднелся поблёскивавший нож. Расчувствовавшийся старик Ма Цзышань кивал головой и со слезами на глазах бормотал:

— Ты оказался сильнее меня. Ты узнал о своей смерти, а я нет.

Разлетевшиеся в последние два дня воробьи снова вернулись. Ма Цзышань аккуратно доклеил развалившийся от многократного прочтения Коран и положил его на стол. Солнечный свет проникал сквозь большое застеклённое окно и золотыми лучами ложился на огромную крышку стола и на раскрытую священную книгу.

Старик Ма Цзышань сидел около дома, слушая чириканье воробьёв, то затихавшее, то усиливавшееся. Умываясь в лучах солнца, он вспоминал времена, когда бык был молод и отличался взрывным нравом: чуть что — начинал со всей дури брыкаться. В конце концов он всё-таки соглашался тащить плут, но пахал неаккуратно. Старик с удовольствием вспомнил об этом и пробормотал:

— Прости меня! Ведь все мы когда-то были молоды.

Но больше всего его мучило то, что бык знал о своей смерти, а он сам — человек, существо знатное — нет.

Наступил последний день перед поминками. Последние дни выдались на редкость солнечными, погода стояла райская. Еэргубай принёс нож и дал его Ма Цзышаню наточить. В длину нож превышал один чи, им долго не пользовались, и он покрылся красной ржавчиной. Старик одолжил лучший точильный камень, налил в кувшин чистой воды и вылил её на точило — камень словно покрылся барельефом. Алая ржавчина плавала в чистой воде, словно кровавая нить — старик вознамерился наточить нож до серебряного блеска.

Вдруг Ма Цзышань подумал: уж не этот ли нож бык увидел в воде? Наверняка этот, какой же ещё?! Поэтому его обязательно нужно наточить так, чтобы он выглядел как тот, лежавший в воде, иначе оружие будет недостойно этого необыкновенного создания — быка. Ма Цзышань с силой тёр клинок, наблюдая, как сверкающие брызги падают на точильный камень и на блестящее лезвие ножа. Подошёл сын и сказал ему что-то, но старик не поднял головы, и тот ушёл.