Месяц туманов (антология современной китайской прозы)

Бай Дасин и в самом деле отличалась добрым нравом и чувством справедливости. Учась в первом классе, она помогла дойти домой бабушке Чжао, потерявшей сознание в общественном туалете. Во втором классе она взяла на себя обязанность каждый день выливать за бабушкой горшки. Старушка уже не могла самостоятельно ходить в туалет. Наших родителей в то время в Пекине не было, и мы с бабушкой служили друг другу опорой.

Когда Бай Дасин училась в третьем классе, на экранах многих городов Китая шёл корейский фильм «Цветочница». Где бы его ни показывали, публика во время сеанса непременно утирала слёзы. Мы с Бай Дасин тоже плакали. Только я не так сильно, как она. Мужчина, сидевший передо мной, в истерике бился о спинку сиденья, но никто не обращал на него внимания, потому что каждый был занят своими переживаниями. Сидевший слева от меня человек не отрываясь смотрел на экран, слёзы непроизвольно катились у него по щекам, и он их не вытирал. Бай Дасин сидела от меня справа. Она просто задыхалась от плача, и вдруг, совершенно неожиданно, у неё началась отрыжка. Впервые я обнаружила у неё эту дурную привычку именно во время того сеанса. У неё это происходило громко, как у какого-нибудь простого и неотёсанного мужика. В особенности её распирало после поедания редьки, которую я называла «радость на душе». Вот уж когда сестра делала это от души. Просто противно, да ещё дурной запах. Сравнение с неотёсанным мужиком мне казалось обидным, потому что Бай Дасин не была мужиком, и тем более неотёсанным. Однако после демонстрации этого фильма однокашники стали поддразнивать её, обзывая «помещица Бай», и это только потому, что она оказалась однофамилицей злодея-помещика из этого фильма. Иногда мальчишки, завидев её, начинали громко кричать: «Вон идёт помещица Бай, идёт помещица Бай!»

Такая кличка унижала и расстраивала Бай Дасин, заставляя её чувствовать себя изгоем. В переулке часто появлялись люди, одетые в одежду серого цвета. Их называли «элементами четвёртой категории». Они подметали переулки, убирали мусор, чистили выгребные ямы. С тех пор как мы посмотрели фильм «Цветочница», каждый раз, когда Бай Дасин сталкивалась с этими людьми, она специально гордо проходила мимо, будто хотела всем сказать: «Я не помещица Бай, я не такая, как они!» Она постоянно спрашивала меня: «Слушай, кроме фамилии, скажи, чем ещё я похожа на помещицу?»

Бай Дасин никак не была похожа на помещицу, однако никто никогда её не сравнивал и с цветочницей из того же фильма, с той красивой и доброй девушкой. Верю, что этот фильм в своё время заставил многих молодых девушек мечтать стать такими, как цветочница. Это было стремление к доброте, справедливости, красоте. Посмотрев албанский фильм «Умрём, но не сдадимся», я мечтала быть похожей на партизанку Милу, готовую умереть, но не сдаться врагу. Единственным основанием для этого была кофточка в клетку, в которой была героиня во время ареста. У меня была такая же кофточка в сине-белую клетку. Я представляла, что я — Мила, и мечтала, чтобы кто-нибудь из моих однокашников встал и сказал, что я на неё похожа. В те дни я каждый день надевала эту кофточку, обольщая себя пустыми надеждами. Ещё я запомнила одну фразу из этого фильма. Когда нацистский офицер, допрашивая женщину с большой чёрной родинкой возле губы — командира партизанского отряда, подаёт ей стакан воды, она отказывается от него и с холодной усмешкой говорит: «Спасибо, я понимаю, что такое гуманность по-фашистски!» Мне казалось, что эта необычная и гордая фраза стоит многих тысяч слов. Стоя перед зеркалом, я пыталась изобразить её надменную усмешку, а Бай Дасин в этом мне помогала. Я просила налить мне стакан воды, и когда она подносила его к моему лицу, я с сарказмом произносила: «Спасибо, я понимаю, что такое гуманность по-фашистски».