Месяц за Рубиконом

Тэни и Изменённые с жадным любопытством смотрели на меня.

Вот же сволочи, а вдруг я всё-таки умру?

Я пытался, конечно, понять, что происходит и что в меня попало. Тело призванного умело определять яды. Но я был в чужом облике, да и жидкость, введённая в вену, была водой… почти чистой водой… с этими странными «информационными цепочками»…

И тут я почувствовал весь комплект эмоций, скрытых в кристалле.

Страсть!

Жгучее, обжигающее желание, сводящее с ума, застилающее глаза. Плотская, сексуальная тяга… и неожиданно — яростное обожание, преклонение, чистый яркий восторг от одного лишь взгляда, от одной лишь мысли про объект желания.

Нет, Нарсби была не совсем права, Ди оказался ближе к истине. Эмоции не давали никаких явных образов, но это вряд ли была страсть некрофила или растлителя малолетних. Это была именно любовь, но такая яростная, безнадёжная, смешанная с таким самоуничижением, с таким комплексом неполноценности, реальной или нет, что она превратилась в выжигающую кислоту, в смертельный яд.

Он — или она?.. понять было невозможно, но я решил считать его мужчиной, — любил. Любил так сильно, как дано немногим. Безнадёжно — так горбун Квазимодо мог мечтать о прекрасной танцовщице, так сопливый пацан из далёкой провинции смотрит на экран, где улыбается юная обворожительная голливудская кинозвезда, так едва двигающийся старец глядит на молодую женщину и вдруг понимает, что слишком рано родился.

Но это не была и безнадёжная любовь, которая умирает в чьей-то душе, перерождаясь в светлую печаль или оборачиваясь бессмысленной ненавистью. Она росла, она переворачивала всё и вся. И тот, кто её испытывал, начал действовать.

У него было время, упорство и ум. Он добивался своей цели. Медленно, аккуратно, втираясь в доверие, улыбаясь, становясь знакомым, приятелем, другом… и уничтожая все помехи вокруг. Предательство и обман, подлость и ложь… шаг за шагом… он стал экспертом во лжи и обмане, в чувствах и мотивах, он научился понимать окружающих и манипулировать ими, он презирал себя за это — и продолжал любить, и продолжал идти к своей цели, ненавидя себя и восхищаясь собой…

Это был путь любви, но он нёс ненависть.

И где-то там, в конце, были объятия, и секс, и какая-то вспыхнувшая искренность… но он уже не мог открыться, не мог ощутить ничего по-настоящему. Он стал ложью, и уже никакая любовь не могла его спасти.

…Я втянул воздух, понимая, что уже с минуту стою, задержав дыхание под взглядами тэни и Изменённых. Сказал:

— Мерзко…

— А есть ли какая-то сущность? — нетерпеливо спросил Амонд.

Я посмотрел на него.

Амонд любил свой мир и свой народ.

Ещё больше он любил власть.

На самом деле уход Инсеков его страшил. Он снова стал бы одним из многих чиновников тэни, утратил пост тайного министра. У них почти не было войн и не было приложения талантам Амонда — политика, дипломата, мастера интриг.

Всё должно было оставаться, как прежде, только немного улучшиться. Пересмотреть условия сделки, шагнуть вверх по карьерной лестнице, приблизиться к власти… может быть, получить пост наместника Инсеков, добиться того, чтобы мир тэни вошёл в их империю как младший партнёр… Амонд всё-таки знал слишком мало и был достаточно наивен, чтобы на это надеяться.

Меня, кстати, он собирался отпустить. Возможно. Он ещё окончательно не решил.

Смысл кристалла вошёл в меня — умение понимать движущие мотивы, затаённые мечты, тайные желания и слабости. Если бы тот, кто породил кристалл, употребил свои таланты не на то, чтобы покорить одну-единственную женщину, то он бы добился любых высот, избавился от своих комплексов и, вполне вероятно, завоевал бы её любовь честно.

Какая ирония!

У него были силы сломать любые стены, а он потратил их на то, чтобы рыть подкоп…

— Сущность есть, — сказал я. — Создатель кристалла безумный, но гениальный интриган. Он научился понимать окружающих. Их мотивы, сильные и слабые стороны.

Я не добавил, что смысл кристалла позволял и манипулировать окружающими. Это они должны были понять сами.

Потому что я уже начал ими манипулировать.

Тэни и Изменённые — они стали лишь фигурками на игровом поле. Я сделал ход и привёл их в движение.

Какая мощь!

Но сейчас появится ещё один игрок. И я знал, кто.

— Пожалуй, лучше проверить мне, — сказал Амонд и протянул руку.

— Двое тэни уже испытали препарат, — возразил Ди. — Теперь я должен убедиться, что он работает на Изменённых.

Он воткнул шприц себе в живот, прямо сквозь комбинезон, и вдавил поршень. Кажется, он даже не стал искать вену, а ввёл раствор в третье, дополнительное сердце.

На лице Амонда промелькнула смесь обиды и злости, но он смирился.

Ди стоял, прислушиваясь к ощущениям. Я думаю, что ему тяжело дался эмоциональный удар: почти все Изменённые лишены сексуальной сферы, даже тактики. Сейчас Ди ощущал то, что по возрасту как раз должен был пережить, останься он человеком: любовь, страсть, ревность, разочарование, печаль. Все сразу и в концентрированном виде… Нелегко ему.

Но я знал, что он справится.

Ди сглотнул, несколько раз моргнул. Повёл головой, даже потряс ей. Сказал:

— Это непросто…