Месма

Когда пришел черед Прохора Михайловича, он сунул голову в квадратное окно и увидел бледного человека в форме. Прохору он запомнился своими какими-то бесцветными волосами и неподвижным, будто оловянным взглядом. Не успел Прохор и рот открыть, как человек этот лениво бросил:

— Фамилия…

— Вакулин, — ошарашенно ответил Прохор Михайлович.

Человек принялся листать лежащий перед ним на столе журнал. Пробежав глазами открытую страницу, он безразлично заметил:

— Нет такого… Следующий!

— Ой, простите! — смутился Прохор Михайлович. — Я же вам свою фамилию назвал! А фамилия человека, который меня интересует, — Семенов! Иван Яковлевич Семенов.

- Так что ж вы мне голову морочите? — сразу же взъелся сотрудник комиссариата. — Вы что, в поликлинику пришли?! Видите, сколько у меня народу, а вы тут еще время отнимаете!

- Извините… — пробормотал Прохор Михайлович, ощущая себя полным ничтожеством, посмевшим отвлекать важного чиновника от государственных дел. — Пожалуйста… извините.

Человек принялся листать списки в обратном направлении с таким видом, словно делал посетителю неслыханное одолжение.

— Семенов… их тут целых четверо, Семеновых! Как вы говорите? Иван?..

— Яковлевич, — подсказал Прохор Михайлович.

— Да… есть такой, — сказал сотрудник, даже не глядя на посетителя. — Вернее, был! Дело его закрыто.

— То есть как — закрыто? А где он? Что с ним?

— А он вам кто? — человек поднял на Прохора Михайловича свой оловянный взгляд.

— Простите? — фотограф не сразу понял суть вопроса.

— Ну кто вам этот Семенов — брат, сват, в общем, родственник?

- Да нет… Он мой друг, учитель… а несколько лет назад он спас меня от голода, дал приют и работу. Он мне больше, чем родственник!

— Очень трогательно, — хмыкнул субъект за столом. — Ваш учитель или там — спаситель, осужден на пять лет лагерей. Приговор вынесен и вступил в силу.

— Как пять лет? — Прохор Михайлович был шокирован. — Господи… да за что?!

— За антисоветскую агитацию! — с нажимом отвечал чиновник. — Все, больше не занимайте время!

— Но это… это чудовищно! О какой антисоветской агитации может идти речь? Это же бред! Семенов — фотограф! Вы понимаете — обыкновенный фотограф! Он не занимался политикой! Он делал прекрасные фотоснимки людей! К нему полгорода ходило, понимаете?..

— Не ко мне вопрос! Приговор вынесен. Читайте Уголовный Кодекс, статья пятьдесят восьмая… Там все написано! Все, свободны! Пока… — криво улыбнулся этот бездушный и непробиваемый тип. — Следующий!

Прохора Михайловича оттеснили от окошка. Совершенно ошеломленный и раздавленный, он некоторое время подпирал стену в приемной, а потом побрел домой. С некоторых пор он стал считать эту фотомастерскую своим домом! Другого дома у него не было. И он всегда чувствовал себя в этом доме не просто спокойно и уютно; он испытывал ощущение надежной защищенности всякий раз, когда приходил туда с той самой поры, когда Семенов оставил его у себя. И вот теперь оказалось, что все это не более, чем самообман: никакой защищенности нет и в помине. И в любой момент, хоть средь бела дня, хоть среди ночи могут прийти в этот дом и забрать человека — прямо из-за стола или из нагретой постели…

Это памятное и печальное событие случилось в 36-ом году. Прохор Михайлович прикинул тогда дату возвращения Ивана Яковлевича: получался октябрь 41-го… Это теоретически. А практически выходило, что Семенов уже никогда не вернется — на момент ареста ему было 69 лет, крепким здоровьем он не отличался, и такой срок в лагерях где-нибудь на Колыме, или в Магадане, или в Сиблаге выдержать едва ли мог. И Прохору Михайловичу оставалось практически одно: достойно продолжать дело своего учителя. А там — вдруг случится чудо, и Ивана Яковлевича отпустят? Но годы шли, и чуда не происходило… Прохор так и работал в одиночку.

Его организм, отравленный в годы первой империалистической войны, все чаще давал сбои, здоровье стремительно ухудшалось. Жизнь в состоянии вечной тревоги и страха также не способствовала доброму самочувствию, медленно и постоянно подтачивая его. Прохор Михайлович стремительно старел, и в 50 лет выглядел лет на десять старше своего возраста. При этом работал он крайне добросовестно, себя не жалел, и нередко принимал клиентов даже и во внеурочное время.

Не из-за денег, а потому что искренне хотел принести пользу людям. Его работы неизменно отличались высоким качеством, художественным вкусом, и его фотомастерская приобрела заслуженную известность не только в самом городе, но и за его пределами…