Месма

Некоторое время он стоял и смотрел на лежащего и никак не мог сообразить — а что же, собственно произошло? Каким это непостижимым образом он видит самого себя со стороны? И если на постели лежит именно Прохор Вакулин, то кто же тогда… он?

Прохор Михайлович склонился над самим собой и попытался прикрыть вытаращенные остекленевшие глаза. Но это ему не удалось — его рука прошла поверх лица мертвого, не задев его, и Прохор Михайлович не почувствовал даже легкого прикосновения.

Он повторил попытку — результат был тот же: застывшие веки остались в том же положении. Прохору Михайловичу стало ясно, что закрыть глаза себе самому он не сможет: для этого надо иметь тело, обладающее жизнью, а этого тела у него больше нет. Вот оно, лежит перед ним, недвижимое и бесполезное, как сброшенная ветхая одежда. И она, эта телесная одежда, больше ему никогда не понадобится.

Прохор Михайлович внезапно осознал этот факт с пронзительной ясностью. Странно, но он не почувствовал ни скорби, ни сожаления… Единственное, что по-настоящему поразило, а скорее, просто ужаснуло его, так это облик усопшего…

«Неужели я выглядел так отвратительно? — подумал он с тоской. — Мне всегда казалось, что я вполне симпатичен. И вот эта безобразная кукла, что валяется на моей кровати… неужели это и есть я?..Кошмар какой… Ужас, просто ужас…»

Ему было невыносимо созерцать себя мертвого. Прохор Михайлович отвернулся и как-то сразу забыл о своем сброшенном теле. Наверное, это было вполне объяснимо: большую часть жизни его тело приносило ему одни страдания. Его надо было кормить, всячески поддерживать, то согревать, то охлаждать… его было нужно ублажать! Надо было обслуживать это тело, всячески удовлетворять его потребности, а оно платило ему за все его заботы главным образом болезнями, своей вечной немощью, бесконечными то острыми, то тупо ноющими болями… Этот вот многолетний кошмар, изводивший его постоянно, выматывающий все его силы… это вот и есть жизнь?! Боже милосердный… а ведь он действительно именно так и думал! Был искренне убеждён в этом, иной жизни себе не представлял! И не верил в другую жизнь… А она — вот она, оказывается, есть, она существует, и похоже, что вот это и есть — подлинная жизнь! Та, что наступает после телесной смерти… Настоящая жизнь, которая вот теперь только и начинается.

Его охватило ощущение безграничного счастья… Господи, до чего же ему хорошо! Возникло состояние, как будто он может всё — может и такое, о чем раньше не смел и мечтать! Он может летать, может далеко прыгать, он способен в одно мгновение оказаться в любой точке земного шара; заглянуть в небеса и недра… и ничего не болит, ничто не мешает, нет ни чувства голода и жажды, ни жары, ни холода…настоящее чудо! надо только освоить это новое эйфорическое состояние, которое позволит ему теперь парить над землей высоко-высоко… и не только над землей!

Он теперь будет путешествовать в иные миры — прекрасные, светлые, яркие и многоцветные… те самые, о которых ему говорила Поля… А кстати, где она? Куда делась? Прохору Михайловичу страстно захотелось увидеть ее снова. Полечка…Вернись! ведь ты хотела быть ему провожатой в этом новом духовном состоянии, ведь он даже не знает, куда ему идти…мвернее, лететь! Полечка… где же ты, ангелочек светлый, посланный ему Богом, звёздочка его путеводная…

Прохор Михайлович больше не смотрел на собственное безжизненное тело, он отвернулся от него и решительно двинулся к выходу из комнаты. Наверное, он мог теперь легко проникать сквозь стены, однако это было настолько непривычно, что во избежание всяких неожиданностей он решил пока пользоваться дверными проёмами, а там видно будет. Очутившись снова в прихожей, он остановился в нерешительности перед запертой входной дверью. Выйти на улицу? Но ведь он не сможет отодвинуть засов! Не сможет повернуть и ключ в замке… Он привычно протянул руку к торчащему ключу, однако головка ключа свободно прошла сквозь его пальцы. Ну вот видишь… Ах да, ведь он легко может пройти сквозь дверь! вот так…Прохор Михайлович ткнул рукой массивную дверь, и рука, не встретив никакого сопротивления, вошла в толстое деревянное полотно, и он понял, что легко сможет «просочиться» наружу… Чудно-то как! И как здорово… просто потрясающе, феноменально! Вот бы рассказать об этом Борису Павловичу! этот доктор-сухарь вечно бубнил, что после смерти тела, мол, ничего нет. Только небытие… вот бы он удивился! Есть нечто после смерти, Борис Павлович! И такое есть, что вам и не снилось…

Прохор Михайлович запрокинул голову и посмотрел наверх. От изумления он едва не вскрикнул!