— Галчонок, ну как же ты хотела, — улыбнулся Виталий. — Что это за Дьявол, если он не страшный? Дьявол должен быть таким страшным, чтоб кровь стыла в жилах!
— А как нарисовано! Я вот смотрю, и мне кажется, что художник сам его видел! — сказала Галка.
— Видел кого? — удивился Виталик.
— Дьявола!
— Ну, Галк… Это все твои богатые фантазии. Дьявола нет, так же, как нет и Бога… И Дюрер видеть его, естественно, никак не мог.
— А как же он сумел так подробно его изобразить? — не сдавалась Галя.
— Знаешь, Галчонок… Есть такое понятие — воображение. Тебе, как способному начинающему художнику это должно быть известно! Включи воображение — и тогда кого угодно увидишь, хоть Дьявола, хоть Бога…
— Скажешь тоже! — воскликнула Галка, игриво кладя свою ладошку с широко расставленными пальцами Виталию на голову. — Ты способен вообразить себе Бога?
— Ну причем тут я? — невинно отозвался Виталик из-под ее руки, возлежавшей у него на голове. — Я-то ведь не художник… — ему не хотелось, чтобы она убирала руку, но она ее все-таки убрала, чтобы самой перевернуть еще страницу.
— Ого! — воскликнул Виталик. — А это что? Квентин Массейс… «Пир у Ирода»…
— Тебе нравится? — невинно спросила Галя.
— Нарисовано здорово, только вот сюжет уж очень мрачный. Не повезло мужику… А народ-то кругом и в ус не дует! Как будто им каждый день на тарелках отрезанные головы подносят…
— Виталик, а ты эту историю знаешь? — спросила Галка.
— Не-а… Вижу только, что произошло это давно. Да, времена были суровые, жестокие…
— Хочу себе такое платье! — сказала Галя, уперев палец в изображение Саломеи.
— Ну ты даешь! Да таких платьев давно уже никто не носит! сейчас все совсем по-другому…
— А я все равно хочу! Знаешь, а я сама себя нарисовала в таком платье! — воскликнула Галка.
— Правда? — искренне заинтересовался Виталий. — А покажешь?..
— Прямо сейчас? — улыбнулась Галка.
— А почему нет? Когда же еще…
— Хорошо. Только пошли в другую комнату, а то вдруг мать вернется, а я ей никогда свои рисунки не показываю…
Виталий почувствовал, как неосознанный страх шевельнулся в его груди. Как-то не очень ему хотелось удаляться в другую комнату. Чем здесь плохо — он сидел за столом, под старенькой люстрой, и было бы вполне удобно посмотреть здесь же Галкины работы. Но — Галя была у себя дома, и следовало ее слушаться: хозяйке виднее! Да и не скажет ведь он ей, что ему страшновато идти за ней в другую комнату!
Впрочем, комната была и не комната даже, а так — комнатушка! Прямо перед дверью размещался стол, противоположным краем упиравшийся в стену; слева от стола находилось окно, справа — Галкина кровать, в ногах которой стоял платяной шкаф. Вот и все нехитрое убранство этой так называемой комнаты, которое дополняло два стула — один возле стола, другой у кровати.
Галка усадила своего гостя за стол, включила настольную лампу, а потом вытащила из шкафа(явно прятала — от мамаши, что ли?) большую чертежную папку. Эта папка предназначалась именно для черчения, а не рисования, и бумага в ней была высочайшего качества — гладкая и белая. Положив папку перед Виталием, Галка открыла ее, и молодой человек сразу же увидел цветное изображение девушки в длинном расшитом золотом платье, на котором и рисунок, и россыпи драгоценностей весьма были схожи с теми, что он только что видел в книге.
С первого же взгляда легко было заметить, что Галя изобразила саму себя: портретное сходство с оригиналом угадывалось без сомнений, хотя очевидным являлось и то, что юная художница главное внимание уделила не своему портрету, а роскошному платью, каждая складка которого была выписана с особой тщательностью. Оно и получилось весьма ярким и красочным, оставив позади черно-белую репродукцию картины, с которой была списана. Галка нарисовала себя в виде Саломеи: об этом напоминала и словно бы танцующая поза изображенной на листе девушки, и большое блюдо в ее руке, на котором лежал некий округлый предмет, показанный весьма приблизительно; однако нетрудно было догадаться — что это такое.
— Ну и как? — заинтересованно спросила Галя, наклоняясь над сидящим Виталием.
— Классно! — с неподдельным восхищением воскликнул молодой человек. — Слушай, Галк, я и раньше знал, что у тебя талант рисовальщика, но теперь вижу, что это очень серьезно! А не пойти ли тебе в художественное училище?..Такие в Москве тоже есть.
— Нет, в училище я не пойду, — слегка насупилась Галя.
— А почему? Из тебя сделали бы настоящего профессионала!
— Понимаешь, Виталик, для меня важно не только — как рисовать, но и что рисовать! Я рисую то, что хочу сама… А в училище меня заставят изображать всякие там горшки, натюрморты, архитектурные детали и прочую дребедень. Я такого не выдержу…
— Ну и что? — горячо возразил Виталик. — Потерпишь! Настоящий художник должен и горшки рисовать уметь. Зато потом, когда выучишься, диплом получишь, у тебя будут персональные выставки… Будешь ездить по всей стране, выступать по телевизору, прославишься, денег заработаешь. Может, и за границу поедешь! Плохо разве? Ты подумай, Галчонок…