Мессалина

— Гвардейцы и префект верны тебе, мой повелитель. Никто не отзывается о тебе дурно и никто не помышляет об измене. Мои доносчики регулярно обо всём мне докладывают. — Глава тайной службы снова поклонился.

— А Макрон?

— Он также ни в чём подозрительном не замечен. Правда, кое-какие изменения произошли. Он перестал ходить в лупанарий...

Сапожок вздёрнул головой, как петух, собравшийся клюнуть своего палача.

— Он что, заболел?

— У него появилась постоянная любовница. Это Тарзия, двоюродная сестра Мессалины, приехавшая в Рим из Неаполя. Она столь сильно приворожила префекта, что он не заходит больше в лупанарий и даже дома не появляется.

— Вон как, — промычал Калигула, задумавшись.

Эта новость столь заинтересовала императора, что он на какое-то мгновение даже забыл о Сардаке, который почтительно ждал, когда хозяин обратит на него внимание. Не потому ли Макрон и бросился спасать Клавдия, что Мессалина и Тарзия сёстры? И каким мёдом намазана эта провинциалка, что старый солдат, привыкший к грубым утехам, чуть ли не влюбился? Но ради крутых бёдер и безудержной молодой страсти он не бросит опытных шлюх. Влюбился? Макрон скорее сойдёт с ума, чем воспылает чувствами к одной из бабёнок, которых он презирал с младых ногтей. Значит, тут всё серьёзнее: Макрон почувствовал нерасположение к нему правителя и решил поставить на Клавдия. Сардак глуп и этого не понимает. Вряд ли и Клавдий, занятый своей юной жёнушкой, подозревает о планах Макрона. Сапожок его недооценил.

— А с моим дядей Макрон встречался?

— Нет.

— Хорошо. Ступай, я тебя ещё позову. Ты мне скоро понадобишься. Хотя подожди! Нашли того мерзавца, который кидает в мою статую тухлые яйца?

— Пока ещё нет...

— А чем ты занимаешься?! — вскипел император. — Мой божественный лик, вырезанный из мрамора, подвергается тяжким оскорблениям, и никому до этого нет дела! Всю империю оскорбляют в моём лице!

— Но больше яйца не бросают...

— Это потому, что твои люди рядом! Мне нужен этот мерзавец! Я хочу сам выпустить ему кишки! Сам! — вне себя кричал Сапожок, брызгая слюной.

Таинник стоял опустив голову. Выдохнувшись, Калигула лёг на кровать и несколько минут молча лежал.

— А Сенека? — не поднимаясь, спросил император. — Всё ещё сидит с заклеенным ртом?

— Нет, но больше свой поганый язык не распускает.

Император рассмеялся:

— Вот пёс!.. Хорошо, ступай, я тебя ещё позову.

Сардак поклонился и ушёл. Проще простого перерезать всем глотки, а Мессалину отправить в самый грязный лупанарий, чтобы она там отдавалась бесплатно, а заработанные ею деньги забирать в казну. Хотя свадебный стол она и за всю свою жизнь не оплатит. Он бы так и сделал, но эти гнусные историки, наподобие Сенеки Старшего, потом обязательно напишут, что, едва ступил на престол, Сапожок стал расправляться со своими ближайшими родственниками.

— Мерзавцы!

Он даже подскочил точно ужаленный. Его снова одолела злоба, только правитель вспомнил о своей обиде. Раньше, когда была жива Юлия, она знала, чем утишить любую боль, ныне же он сам боялся этих приступов, до крови изгрызал себе ноги. Даже крепкое вино не помогало. Потому-то он и затащил в постель Агриппину, надеясь, что её схожесть с младшей сестрой излечит от странного недуга, и первое время это помогало: те же бёдра, те же родинки, та же шелковистая кожа, тот же голос, но на этом сходство заканчивалось, а различий с каждым днём становилось всё больше. Последний раз он даже поколотил сестру, застав в своей постели со служанкой. Юлию же Сапожок и пальцем не трогал.

В дверь опять заскреблись, и Сапожок вздрогнул, прислушался. Потом резко распахнул её. На пороге стояла Агриппина. Увидев брата, сестрица заулыбалась.

— Ах вот ты где скрываешься!..

Она еле держалась на ногах. Глаза у неё плутовато блестели, узкий рот растягивался в бессмысленной улыбке.

— Пьянь! — презрительно выдохнул Калигула.

Захмелев, она становилась не в меру распутной, ей хотелось многолюдных свальных оргий, чтобы переходить из рук в руки. Это так не вязалось с чистым и стыдливым обликом Юлии, любовная страсть в которой кипела сильно и жарко, мгновенно обжигала Сапожка, что он, искавший в Агриппине ту, единственную, каковую до сих пор не мог забыть, приходил от этой замены в бешенство. Он и сам порой любил оргии, но больше как зритель, ибо никогда не умел сдерживать свой телесный жар и на первых же минутах вылетал из таких состязаний.

— Ну что, закончился ваш свадебный лупанарий? — со злостью прошипел он.

— Если бы ты организовал такую свальную пирушку, я бы первая завизжала от восторга! — Агриппина, пошатываясь, подошла к брату, ущипнула его, пытаясь приласкаться, но Калигула грубо оттолкнул сестру. Она повалилась на пол, задрала подол столы, бесстыдно раздвинув ноги. Но Сапожок лишь презрительно фыркнул. Он терпеть не мог пьяных шлюх.

Когда свадебный пир подходил к концу, Мессалина сама подбежала к Агриппине и, поведав о случившемся, слёзно попросила о помощи, зная о её близких отношениях с Калигулой.