— Я готова была пойти с ним, мне надоело сидеть за столом, но мой слабоумный муженёк от счастья последних мозгов лишился. Я не виновата, честное слово! — Валерия зашмыгала носом, утирая краем свадебного наряда слёзы и оглядываясь на Клавдия, который поджидал её. — Я готова прийти к нему когда он скажет, — зашептала она, — пусть не сердится, и я сделаю с ним такое, от чего вся обида у него пройдёт. Ты поговоришь с ним?
— Поговорю, — готовая взорваться от такого нахальства, ответила Агриппина. Если б не её мать Лепида, которая взялась присматривать за малолетним Нероном, сестра Сапожка все волосы бы этой подлой твари вырвала. Мессалина, скорее всего, и вышла замуж за толстого недоумка, чтобы с первых же дней затащить в свою постель императора. Калигула слаб, привязчив, ему с детства не хватало материнской ласки, и Юлия этим его и взяла. — Но если я замечу, что ты сама к нему липнешь, я тебе глаза выколю, — тихим голоском добавила она и больно ущипнула Мессалину за щёчку. — Иди, а то муженёк заждался.
Валерия побледнела и ушла, помертвевшая, порадовав этим Агриппину. Она, под стать брату, любила внушать ужас окружающим.
— Ты что, собираешься мстить дяде? — постанывая и поглаживая низ живота, спросила она брата.
— Не твоё дело!
— Зачем тебе эта узкобёдрая? Клавдий от неё без ума, ну и пусть с ней забавляется...
— Заткнись! — оборвал её Сапожок. — Мне не нужна эта шлюха! Но я не позволю оспаривать мою волю! Никому! Даже своим родственникам! Одна паршивая овца портит всё стадо! Я единственный закон в империи! Моё слово, моё желание! А кому не нравится, пусть убирается из Рима!
— Но твой дядя же дурачок, — рассмеялась Агриппина. — Как можно обижаться и мстить слабоумному? Он даже не соображает, что творит. Нельзя обижать дурачка, Сапожок. Ты же самый мудрый из рода Цезарей, и сенаторы не поймут этой мести...
Калигула хмыкнул, а ещё через мгновение заливисто захихикал. Ему и в голову это не приходило. Никто из нормальных римлян не только не отказывал Сапожку, а благодарил его и почитал за честь, что тот первый своим божественным фаллосом касался его невесты. Только дурачку этого не понять. Не убивать же его за это. Чего-чего, а ума у Агриппины не отнять. А как отомстить Макрону, властитель придумает.
В благодарность за эту подсказку Сапожок сел рядом с сестрой и положил ей голову на колени. Та стала нежно теребить мочку его уха, постепенно заводя брата.
— Я сегодня посмотрела на разжиревших сенаторских жён, похожих на изголодавшихся волчиц, и мне стало их жалко. Им запрещено носить белые парики, а их мужья, разъевшиеся, жирные боровы, давно забыли, как открывается дверь в супружескую спальню. И лучший способ укротить недовольство сенаторов, это осчастливить их жёнушек. Да и твои гвардейцы будут рады столь сладкой утехе и ещё больше тебя полюбят. Разве не прекрасная мысль?
Сапожок её внимательно слушал. Если из всего этого сделать яркую вакханалию, спектакль, зрелище, с музыкантами, с той же Церерой и её родами и всё это приурочить к недельным сатурналиям, одному из главных праздников империи, празднику, утверждающему равенство всех граждан, то никто не посмеет его ослушаться. Да в такие дни знатная патрицианка просто обязана оседлать и ублажить грубоватого гвардейца, сына неприметного сельчанина из предместья Помпей. И пусть кто-нибудь посмеет бросить императору упрёк. Он явит такое представление, какого Рим ещё не видывал. Агриппина права: Калигула привлечёт этим на свою сторону сенаторов и гвардейцев. Восхищенный рёв жён заткнёт подлые рты их мужей, и сенат станет совсем ручным.
— Тебе не нравится? — переспросила она.
— Может получиться забавно, — пробормотал он.
— Ещё как! — сбрасывая с себя столу и возбуждаясь, прошептала Агриппина. — И мы примем участие в этой вакханалии! Меня даже пробирает озноб, когда я думаю об этом.
Она и впрямь задрожала, постанывая и покусывая его в плечо.
— Это будет лучший пир в нашем дворце, и все цари мира позавидуют тебе! Ты выйдешь в костюме Юпитера, а я Юноны, и мы затмим всех!
— Да ты самая подлая и пакостная шлюха из всех шлюх в мире! — радостно захихикал Сапожок, набрасываясь на неё.
6