Мессалина

— Можно всему найти оправдания. Софисты в пять минут вам докажут, что без постоянного опорожнения семенных каналов человеку грозит гибель и вырождение, а значит, лупанарий — универсальное средство от всех болезней и духовных в том числе. Поймите, ваше величество, я вовсе не противник того, что многие девушки этим занимаются, но я восхищаюсь и тем, что девушка, влюбившись и выйдя замуж, горит до последних дней страстью к своему возлюбленному супругу, а если того приговаривают к смерти, то и она с улыбкой на устах уходит с ним в один день, дабы и там, за земной чертой, не расставаться и быть ему верной женой и подругой. Может быть, я старомоден, простите меня, но я таков, какой есть, и знаю, что не одинок в таких рассуждениях и симпатиях.

Он умолк, опустив голову. Мессалина улыбнулась, погладила Аннея по голове.

— Одно не существует без другого, — заметила императрица. — Аскет понятен, когда жив эпикуреец. А хочешь, я докажу тебе, сколь животворна чувственная нега, как сладок телесный жар, как бездонны наслаждения, стоит лишь в них погрузиться? — Она уже потянулась к его плащу, чтобы раздеть Аннея, но тот резко отодвинулся:

— Нет-нет, я не хочу!

— Почему? — удивилась Мессалина.

— Я не могу... делать это в таких условиях, — помедлив, ответил Метелл. — И ещё этот запах масла...

— Жаль. Я уже привыкла. Ты донесёшь обо всём Нарциссу? — спросила она.

— Ну что вы, ваше величество. Я, конечно, дорожу своим местом, но не настолько, чтобы ставить в неловкое положение даму. И уж тем более первую и самую красивую даму империи. Можете мне доверять, ваше величество. — Метелл выдержал паузу, поднял голову и смело взглянул в глаза властительнице: — Если вы не возражаете, я бы отправился домой и немного поспал...

— Вас ждёт любимая жена?

— Нет, я одинок.

На лице Валерии возникло недоумение. Метелл смутился, но, справившись с волнением, проговорил:

— Со мной всё в порядке, я иногда даже приглашаю девушек к себе — такая потребность, как видите, тоже возникает, но... — Анней замолчал, не закончив фразы.

— Всё дело во мне?

Он кивнул:

— Вы для меня прекрасная богиня, дочь Венеры и Юпитера, а с богинями не спят. Я буду нем как рыба.

Однако слухи о её ночных хождениях в лупанарий всё же распространились. Катоний Юст, являвшийся вместе с Аррециной префектом гвардии, открыто заявил: его гвардейцы только о том и шептались в казармах. Император был ещё в отъезде, и Луций Вителлий, обеспокоенный нападками префекта на Мессалину, решился сам с нею переговорить. Тема была весьма деликатная, но старый лис умел проворачивать такие делишки.

— Видите ли, ваше величество, мне так трудно начать этот разговор, я даже не знаю, с какого конца к нему подступиться, ибо тема его столь деликатна, она затрагивает вашу честь, язык мой немеет, позабыв все подходящие для такого случая слова, — заюлил Вителлий, рассчитывая на то, что императрица сама поможет ему обозначить запретную тему. — Болтают такое, от чего сознание приходит в ужас, и я не понимаю, как в умах могла родиться эта скверна...

— Я знаю, что вы имеете в виду, — перебила его императрица. — Кто затрагивает мою честь?

— Префект Катоний Юст и несколько гвардейцев.

— И вы не знаете, что делать?

— Я знаю, но я бы хотел услышать от вас, что всё это вопиющая ложь и клевета, — ласково улыбаясь, проговорил Луций.

— Всё это вопиющая ложь и клевета! Арестуйте их, дайте им кинжалы и пусть покончат с собой, как это сделал консул Валерий Азиатик, гражданин благородный и честный. Мне только не нравится, что вы испрашиваете, да ещё столь странным образом, благословения на пресечение подобных оскорблений, когда обязаны незамедлительно действовать сами, без чьих-либо советов и уж тем более не домогаясь от меня подтверждения правды! — властным тоном заговорила императрица. — Мой супруг, уезжая, заверял меня, что оставляет мою честь на попечение надёжного и мужественного человека, а я пока не очень это ощущаю.

Луций Вителлий мгновенно понял смысл попрёков императрицы и немного струхнул. Однако столь жестоко расправиться с префектом отваги советнику не хватило. Он лишь сместил Юста с должности префекта и выслал его из Рима в одну из дальних провинций, а рядовых гвардейцев услал в Африку, где их без шума умертвили. Всё было сделано ещё до возвращения Клавдия, и Мессалина осталась довольна.

К тому времени, насытив свою телесную страсть, Валерия уже не бегала каждую ночь в тесную, вонючую комнатку, ублажая всех подряд и нередко получая в награду тычки и зуботычины. У всех приходящих в лупанарий была лишь одна цель: получить свою порцию удовольствия. Они за это платили, и многие «волчицы» тем и довольствовались. Мессалине же деньги были не нужны, её вела страсть к чувственным наслаждениям, а когда её их лишали, она начинала злиться, негодовать, ругала Розалинду. Та терпеливо объясняла властительнице, что не смеет открыть тётушке, кем в действительности является её подруга. Никакими клятвами тётушка тайны не удержит — и случится скандал.