Читаем Мессалина полностью

— По словам Луция Вителлия, Юст услышал эту историю от гвардейца, который стоял охранником у дверей покоев императрицы, а по утрам, перед службой, любил сбегать в лупанарий. И там впервые встретил девушку, похожую на Мессалину. У солдата явно не в порядке с головой, и тут ничего не поделаешь. Префекту следовало бы списать гвардейца да убрать его подальше с глаз долой, а он, не разобравшись, стал клеветать на жену нашего императора, за что справедливо и поплатился. Вителлий тут рассудил верно. Что же касается нашего сенатского острослова и философа, то он, судя по всему, поверил Юсту и стал жертвой бредовых фантазий его гвардейца. И всё из-за того, что по Риму ходят легенды о чрезмерной любвеобильности нашей госпожи, вот и ещё одна причина всеобщего заблуждения, — смакуя по глотку вино, проговорил Метелл.

Нарцисс согласно закивал головой: рассуждения Аннея отличала неплохая логика. И первому советнику ничего не оставалось, как отправиться к Сенеке в сопровождении нескольких таинников, каковые будут сопровождать философа к месту ссылки. Сенатору давалось лишь два часа на сборы, ни с кем проститься он не мог, его прямо из дома увозили за сотни километров из Рима на один из малонаселённых островов. Срок ссылки был не определён.

Луций не ожидал, что Клавдий отважится лишить его сенатских полномочий и выслать из столицы. В пору царствования Калигулы Сенека злословил об императорском доме гораздо жёстче, а о Клавдии говорил только хорошее, отмечал его ум, широкие научные интересы и познания, да и к Мессалине он не питал враждебности, острота родилась сама собой, он просто не смог её удержать, как это с ним часто случалось. Досадная оплошность, и только. Но вердикт был вынесен, стража стояла у порога, а Нарцисс хмурил брови и отводил взгляд, как бы показывая, что тут он бессилен что-либо переменить.

— Вот уж не думал, что эта хрупкая малышка, которую я когда-то держал на руках, окажется столь нетерпимой к правде, — задумчиво обронил философ.

— Мой лучший агент, пока меня не было, неусыпно следил за вашей малышкой и уверяет, что она не переступала порог лупанария. Вот правда, — ответил Нарцисс.

Морщины тотчас изрезали лоб философа, он нахмурился, взглянул на преисполненное долгом лицо советника и усмехнулся.

— Ваш соотечественник Лисандр, полководец из Спарты, однажды остроумно заметил, что если дети тешатся игрой в бабки, то взрослые привыкли играть в слова. Я сказал «правда», вы произнесли «правда», а вот к истине мы ни на шаг не приблизились, не так ли? Ваш слуга сказал «нет», мой изрёк — «да». И что примем за исходный силлогизм? — Сенека налил себе и Нарциссу по чаше вина. — Ссыльным вина вроде бы не полагается, или впереди меня ожидает Харон со своей шаткой лодчонкой?

— Ссыльным вина не полагается из государственной казны, но если у них есть деньги, то никто не будет препятствовать их общению с хмельным виноградом.

— Спасибо, Нарцисс, это уже обнадёживает. Значит, у меня будет много времени для творчества, это так чудесно, что даже настроение поднялось, я подумал о худшем, когда ты пришёл. Мне надоел сенат, его тупая бесполезность, надоел вонючий Рим, кишащий проститутками, как морское дно водорослями. Спасибо тебе, что ты даёшь мне возможность отдохнуть и неспешно побеседовать с Аполлоном и его музами, — без тени усмешки проговорил Сенека и поднял чашу.

Они чокнулись, выпили.

— У меня только два часа?

Нарцисс кивнул.

— Слышишь, Крисий. Иди, собирайся, — бросил философ старому слуге, — ты знаешь, что мне нужно. В дорогу возьми вина, хлеба и сыра. Ступай!

Слуга поклонился и ушёл.

— А ваш слуга, сказавший «да», он что, сам наблюдал всё происходящее? — поинтересовался советник.

— Увы, но не тот, что ушёл собирать вещи, другой, помоложе, кого известная нужда будит по ночам и не даёт покоя. А вилла моего отца когда-то находилась в двух шагах от виллы консула Мессалы, и слуга хорошо знал Мессалину. Она ему нравилась. Так что кто-то из наших слуг играет словами. Я не исключаю, что мой, но проверить этого, увы, не смогу. Да и не в этом истина, верно? Жаль, что там, куда вы меня ссылаете, не с кем будет поговорить. Искренне жаль.

Прошла почти неделя, в течение которой Мессалина не выбиралась в лупанарий. Однако плохое быстро забывается, и в одну из ночей Валерия примчалась туда, надеясь вырвать у Фортуны ещё несколько часов наслаждений. Властительницу захлёстывала жажда азарта и приключений. Само ожидание перед приходом посетителя, первые мгновения знакомства, прикосновений, вхождения друг в друга — всё её необыкновенно возбуждало. И тётушка старалась подсунуть подружке племянницы мужичка покрепче, позадорнее.

Около трёх утра Валерия поджидала последнего своего счастливца, омылась водой, выпила немного вина, расхаживая по комнате нагишом. Как ни странно, но спать ей совсем не хотелось. Она даже не устала за сегодняшнюю ночь, столь отменные были партнёры.

Перейти на страницу:

Все книги серии Любовь и власть

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза