Мессалина

Новичок вошёл так тихо и неожиданно, что, когда Валерия обернулась, он уже успел снять плащ и, не мигая, смотрел на неё. Она обернулась и сразу же узнала в вошедшем Нарцисса. Он с такой страстью впился в неё глазами, точно не верил себе.

— Так это правда? — прохрипел он.

— Что — правда? — она тотчас накинула на себя плотную столу, поднялась, готовая к отпору.

— Правда то, что говорил Сенека.

— Он лгун!

— Но мои-то глаза не лгут! — вскричал он.

— Выходит, что лгут, — усмехнулась Мессалина.

— Что ж, и такое иногда бывает, — помолчав, неожиданно успокоился советник. — Будем считать, что ты всего лишь похожа на нашу императрицу. Так?

— Так.

Ей понравилось, что грек так быстро распалился.

— Замечательно, — Нарцисс заулыбался, сбросил плащ, развязал пояс тоги. — Тогда раздевай меня, ублажай, я честно заплатил свои восемь ассов и хочу получить удовольствие! Ну давай, давай, пошевеливайся!

Валерия стояла, не двигаясь с места. Она могла лечь и под него, от неё не убудет, но от одной мысли, что этот греческий краб, мелкая душонка, снова станет торжествовать, радуясь тому, что унизил её, властительницу бросило в дрожь.

— Ну что же ты? Иди сюда, мышка моя! Ты же просто шлюха, а я советник императора, и, будь добра, постарайся, чтобы я остался тобой доволен! Ну?! Ты что, окаменела?!

— Вон отсюда! И пусть тебе отдадут твои деньги! — брезгливо поморщилась властительница.

— Э нет, так не пойдёт, моя красавица! Ты обязана обслужить того, кто заплатил за твоё тело. — Грек медленно надвигался на неё, не желая упускать своего. — Ты исполнишь любую мою прихоть, будешь нежна и покладиста!

— Я подниму шум, скажу, что ты избил меня и пытался задушить! — Она схватила тяжёлый глиняный кувшин, готовая запустить им в советника, и тот в нерешительности остановился. — Пошёл отсюда, пока я тебе голову не снесла!

Несколько секунд они стояли, с ненавистью глядя друг на друга. Лицо грека покрылось потом, заблестела лысина.

— Вот как ты хочешь... — Он мрачно усмехнулся. — Решила мне большую войну объявить? Ну что ж, повоюем. Только на войне и жертвы бывают.

— Если ты хоть один шажок сделаешь, хоть одно поганое слово из твоего гнилого рта вылетит, я из твоей плешивой башки курительницу для храма Венеры сделаю, — со злобой выдохнула Мессалина, и Нарцисс оцепенел, столь нешуточно прозвучала угроза в её устах. — Оставь меня в покое, забудь, найди кого-нибудь другого для своей опеки, ибо император другого советника себе найдёт, а вот жену и мать наследника не сыщет! Не заставляй меня прикладывать те же усилия для твоего уничтожения. Ты для Рима не Сенека, горевать по тебе никто не станет. Предупреждаю тебя в последний раз! А теперь вон отсюда!

— Я боготворил, ревновал тебя, был готов умереть за единый твой взгляд и вздох, но я не дам себя растоптать, ибо, даже будучи рабом, я умел сохранять достоинство!

Советник помедлил, бесстрашно взглянул на императрицу и, накинув плащ, молча вышел из комнаты.

— Потный червяк! — ставя на место кувшин с вином, насмешливо проворчала императрица.

12

Анней Метелл простудился. Слезились глаза, текло из носа, в горле першило, лекари поили его горькими отварами, заставляли дышать запаренными цветами адониса, листьями мяты и эвкалипта да высиживать по два часа в горячей парной, намазавшись мёдом диких пчёл. На третий день простуду как рукой сняло, однако выходить из тёплого дома под снег и дождь, одолевшие Рим в декабре, ему не разрешили. Нарцисс первым, раньше всех друзей и родственников, пришёл его навестить.

От обеда и закусок отказался, зато попросил чашу горячего неразбавленного вина с каплей гвоздичного масла.

— Не пробовали? — заметив недоумение на лице Аннея, удивился советник.

— Не приходилось.

— А зря! Самое лучшее средство от простуды, точнее, для её предупреждения. Прекрасно разгоняет кровь. Зима в этом году отвратительная, — задумчиво заговорил он. — То холод, снег с дождём, то вдруг тепло, то снова снегопад. Мне помнится, ты говорил, что ничего подозрительного не заметил в поведении императрицы, ибо она никуда не выходила, вела себя благопристойно...

— Да, так и было.

— Я помню. Но ты мне солгал, Анней, и это меня очень беспокоит. Я второй день не могу заснуть, ибо не в состоянии понять, почему ты это сделал? Разве тебе не нравилось работать со мной? Или я был несправедлив к твоим заслугам? Насколько я помню, сам император по моему представлению щедро вознаградил тебя за помощь в подавлении мятежа в Иллирии, а потом за британский поход; я удвоил тебе жалованье, потому что ценил твои способности, считал тебя лучшим в моей службе. Что же случилось?