Мессия

— Но ты ведь свободен. Никто тебя здесь не держит!

В то же мгновение:

— Вы! — закричало Видение. — Вы держите меня здесь! Пожалуйста! Отведите взгляд! Чем больше вы на меня смотрите, тем больше я становлюсь Этим! Я не тот, кем кажусь!

«Но, — подумал священник, — я ведь ничего не говорю! Мои губы не шевелятся! Каким образом этот призрак читает мысли?»

— Я знаю всё, о чём вы думаете, — сказало бледное Привидение, дрожа и отступая в сумрак баптистерия. — Каждую фразу. Каждое слово. Я не предполагал сюда заходить. Я забрёл в город. И внезапно стал превращаться во множество вещей — для каждого человека я выглядел по-разному, а там было множество людей. Я побежал. Они преследовали меня. Я спасся здесь. Дверь была открыта. Я вошёл. А потом, потом… О, а потом попался в ловушку.

«Нет», — подумал священник.

— Да, — простонал Призрак, — вы меня поймали.

Медленно, со стоном, подавленный тяжестью открывшейся ему истины, священник уцепился за края купели и поднялся на ноги. Его шатало. Наконец он выдавил из себя:

— Вы не то… чем кажетесь?

— Нет, — ответил его собеседник. — Простите. «Я, — подумал священник, — сейчас сойду с ума».

— Не делайте этого, — сказал Призрак, — я ведь тогда тоже сойду с ума вместе с вами.

— О Господи, я не могу отказаться от тебя, когда ты здесь, после всех этих лет. Ты знаешь все мои грёзы — неужели не видишь, что просишь от меня слишком многого. Две тысячи лет всё человечество ждало твоего возвращения! И я, я единственный, кто встретил, кто созерцает тебя…

— Вы встретились только со своей собственной химерой. Вы видите лишь то, что страстно хотите видеть. Но если отбросить всё это… — фигура коснулась своей одежды, груди, — я нечто совсем другое.

— Что мне делать! — закричал священник, глядя то на небеса, то на Призрака, который от его крика испуганно шарахнулся. — Что!

— Отведите свой взор. И в тот же момент я уйду.

— Только… только это?

— Пожалуйста.

Священник, дрожа, несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул.

— О если бы этот момент продлился хотя бы час!

— Вы хотите убить меня? Если ещё немного продержите меня в этом облике, моя смерть будет на вашей совести.

Священник прикусил пальцы, чувствуя, как всё его тело сотрясают конвульсии горя.

— Вы… значит вы — марсианин?

— Не больше и не меньше.

— И я сделал это с вами своими мыслями.

— Вы сделали это неосознанно. Когда вы спустились с лестницы, ваши старые грёзы захватили меня и преобразовали. Мои ладони всё ещё кровоточат от ран, нанесённых тайниками вашего сознания.

Священник в нерешительности покачал головой.

— Ещё секунду… подождите…

Он впился жадным взглядом во тьму, где стоял Призрак, укрывшийся от света. Его лицо было прекрасно. А его руки… О! Они были неописуемо чудесны.

Священник кивнул. Он чувствовал безутешное горе, как человек, вернувшийся с той, настоящей, Голгофы. Но час пробил. И угли костра уже остывали на пустынном берегу озера.

— Если… если я отпущу вас…

— О, пожалуйста, прошу вас.

— Если я отпущу вас, обещаете ли вы мне…

— Что?

— Обещаете ли вы мне возвращаться?

— Возвращаться? — воскликнула фигура из тьмы.

— Раз в год — всё, что я прошу, возвращаться раз в год, на это самое место, к этой купели, в это время ночи…

— Возвращаться?

— Обещайте! О я должен испытать этот момент снова. Вы не знаете, как это важно для меня! Обещайте или я не отпущу вас!

— Я…

— Ну скажите же! Поклянитесь!

— Я обещаю, — сказал бледный Призрак во тьме. — Клянусь.

— Благодарю вас, о, благодарю.

— В какой день года отныне я должен приходить?

Слёзы покатились по юному лицу священника. Он с трудом вспомнил то, что хотел сказать, и произнёс:

— На Пасху, о Боже, да, на Пасху, начиная со следующего года!

— Пожалуйста, не плачьте, — сказала фигура. — Я приду. Пасха, вы говорите? Мне знаком ваш календарь. Да, а теперь…

Бледная, израненная рука умоляюще поднялась.

— Я могу идти?

Священник стиснул зубы, чтобы вопль скорби не вырвался наружу.

— Да. Только сначала благословите меня.

— Вот так? — послышался голос.

И рука осторожно коснулась его чела.

— Быстро, — закричал священник, он закрыл глаза и крепко прижал руки к груди, чтобы удержать себя и не схватить гостя. — Уходите, пока я не задержал вас навеки.

Бледная рука ещё раз коснулась его лба. Он услышал быстрые удаляющиеся шаги босых ног.

Дверь открылась — блеснул свет звёзд. Дверь захлопнулась.

Эхо пронеслось по церкви, облетев каждый алтарь, каждый альков, взмывая вверх подобно слепому полёту одинокой птицы, ищущей и находящей успокоение в апсиде. Наконец реверберация затухла, и священник возложил руки на голову, как бы успокаивая и уговаривая себя — каким нужно быть, как снова научиться дышать, успокоиться, остыть, выпрямиться…

Наконец он приковылял к двери и взялся за ручку, испытывая страстное желание распахнуть дверь настежь и выглянуть на дорогу. Она должна быть уже пуста, хотя где-нибудь вдали и можно ещё было, наверное, увидеть удаляющуюся фигуру в белом. Священник не стал открывать дверь.