Мессия Дюны. Дети Дюны

– Кровь брата не может быть смыта, – сказала Ганима. – Я не могу стать предательницей в глазах любимых мною фрименов. Никогда не прощать и никогда не забывать. Разве это не наш катехизис? Я предупреждаю вас здесь и заявляю это публично: я никогда не дам согласия на обручение с Фарад’ном. Кто, зная меня, поверит в возможность такой помолвки? Да Фарад’н сам в нее не верит. Любой фримен, услышав эту новость, посмеется в рукав и скажет: «Смотрите-ка! Она решила заманить его в ловушку». Если вы…

– Это я понимаю, – сказала Алия и повернулась к потрясенной Ирулан, которая уже поняла, куда клонит Ганима.

– Именно так я и заманила бы его в ловушку, – сказала Ганима. – Если вы хотите именно этого, то я соглашусь, но он вряд ли попадется на этот крючок. Если же это обручение – фальшивая монета, которой вы хотите выкупить у Коррино бабушку и вашего драгоценного Дункана, то я не стану возражать. Но это касается того, о чем думаете вы. Фарад’н мой. Его я убью.

Ирулан резко повернулась к Алие.

– Алия! Если мы собираемся следовать этому… – она осеклась, увидев лицо Алии. Та, улыбаясь, представляла себе, какой переполох поднимется среди Великих Домов, как разрушится вера в честь Атрейдесов, как будет утрачена религия, как рухнет с таким трудом выстроенное здание Империи.

– Все это будет повернуто против нас, – запротестовала Ирулан. – Будет разрушена вера в пророчества Пауля. Это… Империя…

– Кто осмелится оспаривать наше право решать, что верно, а что неверно? – вкрадчивым голосом спросила Алия. – Мы выбираем нечто среднее между добром и злом. Мне стоит только провозгласить…

– Ты не сможешь этого сделать, – запротестовала Ирулан. – Память Пауля…

– Это всего лишь еще один инструмент церкви и государства, – вмешалась в разговор Ганима. – Ирулан, перестань болтать глупости. – Ганима тронула рукой отравленный нож, висевший у нее на поясе, и взглянула на Алию. – Я неправильно судила о своей умной тетушке, о Регентше всей этой великой Святости, которая только есть в нашей славной Империи памяти Муад’Диба. Я действительно тебя недооценила. Если хочешь, можешь заманить Фарад’на в нашу гостиную.

– Это очень опрометчиво, – возмутилась Ирулан.

– Ты согласна на обручение, Ганима? – спросила Алия, не обращая внимания на Ирулан.

– На моих условиях, – ответила Ганима, снова положив ладонь на рукоятку ножа.

– Я умываю руки, – сказала Ирулан и действительно потерла ладони друг об друга. – Я действительно хотела настоящей помолвки, чтобы исцелить…

– Мы дадим тебе такую возможность – залечить рану куда более тяжелую, Алия и я, – пообещала Ганима. – Доставьте его сюда поскорее, если он, конечно, приедет. Вероятно, он все-таки это сделает. Неужели он сможет заподозрить ребенка столь нежного возраста? Давайте разработаем церемонию помолвки, которая потребует его присутствия, а потом оставьте его наедине со мной – на минуту или две…

Ирулан содрогнулась, поняв, что Ганима – истинная фрименка, где дети не уступали взрослым в кровожадности. В конце концов именно фримены добивали раненых на поле боя, избавляя женщин от ухода за ними. Ганима же, говоря голосом фрименского ребенка, выражала свои мысли языком зрелого человека, тем еще больше усиливая тот ужас, который внушала завеса кровной мести, которая, словно аура, окружала Ганиму.

– Решено, – произнесла Алия и отвернулась, чтобы скрыть радость, загоревшуюся в ее глазах. – Мы подготовим официальное извещение о помолвке. Подписи заверят виднейшие представители Великих Домов. Фарад’н не станет ни минуты сомневаться…

– Он будет сомневаться, – возразила Ганима, – но приедет. При этом с ним будет охрана, но разве ей придет в голову защищать его от меня?

– Из любви к тому, что пытался сделать Пауль, – запротестовала Ирулан, – давайте хотя бы оформим это как несчастный случай или как результат какого-то внешнего заговора…

– Мне доставит удовольствие показать окровавленный нож моим братьям, – отрезала Ганима.

– Алия, я прошу тебя, – сказала Ирулан. – Оставь эту безумную затею. Выступите против Фарад’на открыто, пусть что-нибудь…

– Нам не нужно публичное объявление вендетты, – заявила Ганима. – Вся Империя прекрасно знает, какие чувства мы испытываем по отношению к Фарад’ну. – Она показала на рукав своего платья. – Мы носим сейчас желтый цвет траура. Неужели вы думаете, что если я надену черное платье фрименской невесты, то это кого-нибудь одурачит?

– Будем молиться, что это одурачит Фарад’на и делегатов Великих Домов, которые явятся заверять наши подписи на…

– Каждый из этих делегатов выступит против вас, когда все раскроется, – сказала Ирулан, – и вы прекрасно это знаете!

– Очень ценное замечание, – сказала Ганима. – Выбери подходящих делегатов, Алия. Они должны быть такими, чтобы потом их не жалко было бы ликвидировать.

Ирулан в отчаянии всплеснула руками и выбежала из комнаты.

– За ней должен быть неусыпный надзор, чтобы она не сумела предупредить своего племянника, – распорядилась Ганима.