Месть

Вернувшись на место, он спрятал с глаз долой лучшую из трех фотографий, которые дала ему сестра убитой. На ней она была изображена со своим ребенком. Снимок сделан около четырех лет назад. На фотографии Патриция выглядела почти хорошенькой, она прижалась щекой к щеке дочки, обе счастливо улыбались. Да, подумал он, в то время она была фунтов на пятьдесят полегче. Он обещал сестре, что в своем пресс-релизе не скажет ни слова о том, что Патриция занималась проституцией. Это было самое малое, что они могли сделать для убитой и ее маленькой дочки.

Телевизионные съемки прошли вполне удачно. Каннингхэм говорил без запинок и чувствовал, что не подвел свой отдел и не ударил в грязь лицом. Однако телевизионщики оказались весьма дотошными, вытащив на свет Божий вопрос, почему Бобби Эрнандес не был арестован сразу после заявления об исчезновении Патриции. Такой поворот дела, конечно, не делал чести полиции, всем становилось ясно, как медленно и неохотно крутятся шестеренки правосудия. По крайней мере, хоть как-то, но они все же крутятся, с горечью подумал Каннингхэм, вспомнив Этель Оуэн. Во всей этой истории был еще один интересный сюжетный поворот, который пришелся по вкусу людям с телевидения. Это то, что убийца сам, в свою очередь, был убит. Телевизионщикам казалась очень интересной подобная ирония судьбы. Каннингхэму и самому нравился такой поворот дела. Все было сделано аккуратно и чисто, во всяком случае, в деле Барнс. Единственная проблема состояла в том, что теперь надо найти убийцу Эрнандеса. Именно этим, преодолевая массу трудностей и плывя против течения, занимался сейчас Каннингхэм. Он открыл серый металлический сейф с делами и пересчитал несколько незаконченных дел об убийствах. Они были настолько безнадежными, что он планировал в скором времени приостановить расследование по этим делам. Было уже двенадцать часов. Зазвонил телефон, и он поднял трубку. Звонила Шэрон.

— Угадай, что я сейчас делаю? — спросила она каким-то смазанным и не вполне внятным голосом.

— Даже не догадываюсь, дорогая, — ответил он. — Сделай мне такую милость, скажи сама. — Держа трубку около уха, он продолжал просматривать папки, решая, производство каких дел следует приостановить, а какие оставить, в надежде, что сохранилась хоть какая-то надежда их распутать.

— Я накурилась наркотиков, — хихикала Шэрон.

Каннингхэм судорожно оглянулся по сторонам и плотнее прижал трубку к уху.

— Какого хера ты болтаешь? Боже мой, дура, ты соображаешь, что звонишь в полицейский участок. Не смей даже заикаться об этих вещах.

— Однако было же когда-то такое время, что я не была женой копа, помнишь? Я тогда училась в колледже и иногда немного озорничала. Ты понимаешь, о чем я говорю?

— Шэрон, — рявкнул он, — ты что там, совсем сбрендила?

— Просто я нашла сигаретку в ящике стола твоего старшего сына и решила ее выкурить и посмотреть, что из этого получится. Знаешь, это оказалась травка, и даже вполне приличная.

— Что за гребаные шутки? Это не смешно, Шэрон. Ты нашла у Томми марихуану? — Последние слова фразы он едва слышно прошептал, оглядываясь по сторонам, — не слышит ли его кто-нибудь. За дальним столом сидел еще один следователь, но он в этот момент разговаривал по телефону и находился слишком далеко, чтобы что-нибудь услышать.

— Точно, похоже, что это так. Всего одна затяжка, и я упала с копыт. Может быть, ты приедешь, и мы продолжим то, что начали сегодня утром?

Внезапно он страшно разозлился. Ему стало душно, и он расслабил узел галстука.

— Вот что, — проговорил он, — мы возвращаемся в Омаху. Я так и знал, что именно так все кончится, что рано или поздно это произойдет. Весь этот городишко — не что иное, как одна вонючая помойка.

— Успокойся, папочка, не так уж все и страшно. Я имею в виду, оттого, что он один раз попробовал травки, он не станет завтра колоть себе наркотики в вену, не сядет на иглу. Мальчик уже большой и просто хочет испытать сильное ощущение.

— Когда он вернется сегодня домой, запрети ему уходить. Я приеду и разберусь с ним. И знаешь что, Шэрон…

— Что? — глупо хихикнула она.

— Пойди выпей кофе или еще чего-нибудь такого. Это не смешно. Это совсем даже не смешно. — Он швырнул трубку на рычаг.

Ну вот, подумал он, началось то, что должно было начаться. Даже его собственные дети уже не могут выжить в этой вонючей дыре, не прибегая к наркотикам. Потом они начнут курить индийскую коноплю и воровать. Он сгреб папки на столе в одну кучу и, вместо того чтобы положить их обратно в шкаф, сбросил на пол. Потом он намеренно наступил на них ботинком и пошел к выходу.

— Каннингхэм, зараза, — окликнул его другой следователь. — Посмотри, какой бардак ты натворил. Что с тобой, парень? Ты что, с ума сошел?

— Сошел, Снайдер. Это ты правильно заметил. Я совершенно спятил. Если кто-нибудь будет интересоваться, где я, посылай их на хрен, ладно?