Месть

— Я сегодня утром перечитал наши замечания по историческим конспектам и подумал, — подождав, пока официантка уйдет, и вынимая из кармана трубку, задумчиво заговорил Сталин, как бы открывая послеобеденную, деловую часть их отдыха, — что после прочтения этой книги у молодых людей должно возникать чувство гордости за свою историю, своих предков, великих героев. Таких, как Александр Невский, Петр Первый, Суворов, Кутузов, Ушаков! Нужно превозносить их! Гитлер прав, делая упор на воспитание национального самолюбия, и прежде всего у молодежи! Он говорит: немцы — лучшая нация на этой земле, и все ревут от восторга! Так и мы должны говорить: русские — лучшие во всем! Русские — это Ломоносовы, Кулибины, Черепановы, Суворовы! Защищая родину, ты защищаешь национальную славу, завоеванную твоими предками!

— А как же республики? — тихо спросил Жданов.

— Что республики? Русский — старший брат украинцу и белорусу, и все нации должны уважать это старшинство и гордиться своим великим братом, их не должно это задевать, а тем более оскорблять. Мы должны так деликатно это сделать, чтобы через несколько лет быть русским означало бы удостоиться великой чести. Я вот грузин по рождению, но я русский в душе! И горжусь сегодня не тем, что родился грузином, а тем, что стал русским! И хочу, чтобы все чувствовали то же самое. У нас одна страна, один государственный язык, и постепенно будет одна семья. Русская нация вытеснит и поглотит все другие. Это закон, от него никуда не денешься, — уверенно заявил Сталин.

— Надо просто называть это любовью к Родине, патриотизмом, а эти черты мы должны развивать, — тут же согласился Жданов. — Но без упоминания немцев, Гитлера и фашизма, чья идеология несовместима с нашей.

— Что вы лаете, как шавки: фашизм, фашизм! — возмутился Сталин. — Оттого, что Бухарин так сказал? И пригрозил всем фашизмом? Но нашу жизнь надо сверять не по Бухарину! Между прочим, я на съезде тоже кое-что сказал о фашизме! И сказал, цитирую: «Мы далеки от того, чтобы восторгаться фашистским режимом в Германии. Но дело здесь не в фашизме, хотя бы потому, что фашизм, например в Италии, не помешал СССР установить наилучшие отношения с этой страной». Конец цитаты!

Это был первый случай на памяти Кирова, когда Сталин цитировал сам себя.

— И почему мы вдруг всем миром ополчились на фашизм? — не унимался Сталин. — Из-за того, что Гитлер не любит евреев? Так и я их не люблю! Я ценю рвение Кагановича, но не люблю евреев. И потом Каганович — еще не все евреи. Или из-за того, что фашисты публично сожгли и запретили печатать несколько вредных книжонок? Так мы тоже запрещаем. Крупская недавно мне целый список прислала, что надо запретить и изъять из библиотек, это делают все нормальные страны. Чем нам мешает Гитлер?

— Но эта резня, которую устроил он 30 июня, убив своих старых соратников — Рема и других, — вставил Киров. — Они привели его к власти, помогали ему стать фюрером. Это же варварство, другим словом не назовешь!

— А когда Троцкий и Зиновьев диктуют нам свои условия — это не варварство? — спросил Сталин.

У Кобы, когда он злился, начинали вспыхивать в глазах желтые искорки, хотя внешне он оставался совершенно спокойным и даже не менял интонацию голоса. Вот и сейчас было видно: он разозлился не на шутку, видя, что Жданов и Киров пытаются ему возражать.

— Мы правильно сделали, что выслали из страны Троцкого и вывели из ЦК Каменева и Зиновьева, но сделали это цивилизованно, — решил сказать свое веское слово Жданов. — А в этой резне есть что-то первобытное!..

Андрей Александрович даже поморщился, что окончательно вывело Кобу из равновесия.

— Кто это «мы»? — презрительно бросил ему Сталин. — Еще Сергей имеет право сказать «мы», он почти с первых дней революции в ЦК, — Сталин намеренно польстил Кирову, хорошо помня, как по его рекомендации Сергея Мироновича избрали кандидатом в члены ЦК лишь на Десятом съезде партии, в 1921 году. — А вы, Андрей Александрович, стали кандидатом в члены ЦК лишь на четырнадцатом съезде и пока еще не член Политбюро!

Это было сказано таким угрожающим тоном, что Жданов не рискнул дальше продолжать спор. Он побледнел, затеребил край салфетки, лежащей на столе, с тоской поглядывая на сочные куски дыни.

— И я считаю, что мы поступили в данном случае, как гнилые интеллигенты, выпустив эту сволочь Троцкого и дав ему тем самым возможность поливать нас грязью на всех углах! И будем дураками, если так же поступим и с зиновьевской бандой. Надо было взять да перерезать этому Иуде глотку! — прошипел Сталин, снова разжигая потухшую трубку. — И Гитлер тут продемонстрировал блестящий ум, только и всего. — Сталин выпустил дым в лицо Жданову и холодным взглядом окинул перепуганного секретаря ЦК. — Я не по-марксистски выразился, Андрей Александрович?

— В душе я с вами согласен, Иосиф Виссарионович, — поддакнул Жданов, — если уж драться, то на кулачках, до крови, но по настроению некоторых наших уважаемых членов Политического и Оргбюро просматривается тенденция блюсти этикет бывшего Смольного института…