Перед тем как вызвать к себе Ягоду, Коба перелистал папку с его личным делом. Отдельно от анкеты лежал листок, подготовленный одним из руководителей сталинской разведки, где излагались совсем другие сведения о Енохе Гершоновиче Иегуде: и о его членстве в группе Чемборисова, который состоял платным агентом царской охранки, и довольно убедительная версия о том, что и Ягода мог также быть, завербован в те годы и состоять платным осведомителем. Архивы охранки были уничтожены, и подлинных свидетельств агент Кобы представить не мог, да Сталину они были и не нужны. Он лишь дал почитать «подлинную справку» самому Ягоде, наблюдая, как меняется его лицо по мере чтения. «Он, видимо, думал, что я вызвал его, дабы объявить о новом назначении», — подумал, раскуривая трубку и усмехаясь в усы, Сталин.
— Я не понимаю, — дочитав характеристику о себе до конца и побледнев, шепотом выговорил Ягода. — Это клевета от начала и до конца!
— И Чемборисова вы, Енох Гершонович, не знаете, и в его группе не состояли? — спросил Сталин и выкрикнул: — Только не врите мне, Иегуда! Хотите, чтоб я вызвал сюда для очной ставки вашу сестру Розу?! Я могу это сделать, но тогда у нас совсем другой пойдет разговор!
Ягода уронил на грудь голову и несколько секунд молчал, не говоря ни слова. Но Сталин не торопился. Он любил эти сладкие минуты напряженной тишины.
— Да, я состоял в группе Чемборисова, — признался Ягода, — но о его провокаторской деятельности мне тогда ничего не было известно…
— Это уже лучше, — согласился Сталин. — Я ничего не вижу страшного в том, что вы одно время примыкали к анархистам. Я тоже прошел через это. Анархисты были в то время революционной партией, что в этом плохого. Просто не надо было придумывать о себе глупых легенд. У вас достаточно большевистских заслуг после революции, наград, которые вы получили заслуженно. И конечно, я не хочу, чтоб все это завтра же попало в газеты, иначе бы с вами вели разговор в другом месте, вы же понимаете. Но я не люблю, когда от меня что-то скрывают. Не надо. Если узнаю еще что-нибудь подобное, сам пристрелю! А я должен знать все о человеке, которого хочу назначить наркомом внутренних дел с включением в новый наркомат и Главного управления государственной безопасности, так теперь будет называться ОГПУ, все, до последней родинки на теле. Потому что партия вручает этому человеку свою безопасность, и в руках этого народного комиссара будет сосредоточена очень большая власть. Может быть, даже больше, чем у наркома обороны, так теперь мы будем называть должность товарища Ворошилова. И я, доверяя вам, должен знать, будет ли оправдано это доверие. Вам это понятно, Енох Гершонович?
— Так точно, товарищ Сталин! — Ягода резко поднялся и отдал честь.
За эти несколько минут он успел уже попрощаться со своей жизнью, вновь возродиться и быть вознесенным на вершину власти. За несколько минут. Поэтому он плохо соображал, чего хочет от него Сталин. Рабского послушания? Но Ягода и до этой минуты не был строптивцем. Еще большего служебного рвения? Но он и так делал все, о чем Сталин едва успевал подумать. Даже эти склянки с ядами, из-за которых Коба прозвал его Аптекарем. В юности он два месяца учился у одного весьма искусного фармацевта — это было все его образование — и преуспел именно в составлении ядов. Генриха завораживала капля, всего лишь капля жидкости, проглотив которую с водой или пищей, человек исчезает. Не одну скляночку Ягода составил для Кобы.
— Что там у нас в Ленинграде? Хорошо ли охраняется у нас, к примеру, товарищ Киров? — спросил Сталин. — Сидите, мы просто разговариваем.
Ягода сел.
— Мне переслал Медведь письмо этого студента, из которого явно усматривается активизация белогвардейского подполья. Мы сейчас разрабатываем широкомасштабную операцию по захвату отдельных белогвардейских групп, и как только закончится проработка этой операции, я представлю вам ее более подробно, — доложил Ягода.
— Это хорошо, но не забывайте и о внутренней контрреволюции, она страшнее! Что с нашими «Свояками»? Вы, я вижу, забросили их!
— Никак нет, товарищ Сталин, — Ягода снова поднялся. — Дело тормозится тем, что товарищ Киров никак не хочет подписывать постановления об аресте отдельных лиц — Левина, Румянцева, я вам уже докладывал об этом. Я повторно, приведя новые доказательства их вины, передал через Медведя наши постановления Кирову, но ответа пока нет, и, как говорит Медведь, он скорее всего будет отрицательным.
— Медведь так говорит? — удивился Сталин.
— Так точно, — ответил Ягода.
— Еще Сергей Миронович не принял решение, а он уже так считает, — задумчиво повторил Сталин. — А может быть, он и диктует этот ответ Кирову?
— Я не знаю, — пожал плечами Ягода.
— Никогда больше не произносите при мне: «Я не знаю», — вспылил Сталин, и глаза его вспыхнули желтым светом. — Народный комиссар НКВД не может так говорить. Он должен знать все. А если такой нарком отвечает секретарю ЦК: «Я не знаю» — значит, он не народный комиссар.
— Я исправлюсь, товарищ Сталин, — пробормотал Ягода, вытирая пот со лба и подавляя вспышку страха.