Месть

Но все переменилось с его приходом в 1921 году в ВЧК. За эти годы он столько перевидел казней и расстрелов, что постепенно превратился в замкнутого и молчаливого человека, которого неожиданно увлекла тихая чиновничья работа: составление циркуляров, должностных обязанностей, формирование новых управлений, он буквально купался в этих бумагах, к удивлению окружающих, но внезапно возникший интерес Сталина к ОГПУ, приход Георгия Евдокимова, ставшего начальником СОУ (секретно-оперативного управления), кавалера четырех орденов Красного Знамени, любимчика Сталина, благодаря которому появилось на свет знаменитое шахтинское дело, и претендента на должность первого заместителя председателя, быстро разбудили Ягоду, заставив действовать, искать новые дела, вступить в поединок с Евдокимовым, который неожиданно восстал против своих же методов массового террора, заговорил об ошибках шахтинского дела, о подлогах в деле Промпартии и вообще о чрезмерных репрессиях в ГПУ. Евдокимова тотчас поддержали другие чистоплюи — Ольский, Мессинг, Воронцов, внезапно возникла целая группа, направленная против него, и он понял: они его закопают. Нужно было действовать без промедления. Ягода бросился к Кагановичу, упал в ноги, заявил, что если признать ошибкой шахтинское дело и Промпартию, то честь партии будет поставлена под сомнение. Сам Сталин одобрил процессы над шахтинцами и компанией Рамзина, надо остановить Евдокимова. Каганович бросился к Хозяину, тот вызвал Ягоду, и участь евдокимовской группы была решена. Их крепко попинали на закрытом партсобрании в ОГПУ и распихали по разным местам, не очень ущемляя в правах и помня о прошлых заслугах. Евдокимова Коба направил было в Ленинград вместо Медведя, это было почти повышение, но Киров заартачился, и Медведя пришлось оставить. Теперь наступал четвертый этап в жизни Ягоды, и каким он будет, Генрих Григорьевич даже не представлял. Если Хозяин захочет еще большей крови и новых массовых судилищ, то многим посчастливится увидеть тот самый ад, которым запугивали до революции народ церковные крысы. И Ягода тогда уподобится черту на службе у дьявола. Но может быть, Сталину хватит ума, чтобы остановиться?..

И без того в газетах постоянно мелькали сообщения о процессах философов, историков, старых военспецов, многих из них теща и жена хорошо знали. Ида испуганно смотрела на мужа, задавая каждый раз один и тот же вопрос:

— Что происходит, Геня?

— Ничего не происходит, — отвечал он, лакомясь творогом с клубникой. — Обыкновенное дело, вредители…

Может быть, и действительно ничего не происходило, и реки крови, пролитые и по его вине, были наполнены не сладковатой тягучей темно-красной жидкостью, а ярким клюквенным соком.

29

Зазвонил телефон на столе Поскребышева, он снял трубку, и лицо его преобразилось. Как показалось Ягоде, даже лысина засверкала сияющим блеском. Сталинский секретарь прилип к трубке, услышав голос Хозяина, и, согнув спину, чуть привстал со стула. Переговорив, он устремил свой непроницаемый взгляд на Ягоду, и на рыхлом лице Поскребышева промелькнуло некое мимолетное подобие улыбки.

— Иосиф Виссарионович просит вас зайти, Генрих Григорьевич, — со значением сказал он.

Ягода зашел в кабинет Сталина. Перед ним на столе лежала папка с личным делом заместителя председателя ОГПУ, значит, речь пойдет о его назначении или… О втором варианте Ягода и думать не хотел, да и не водилось за ним ничего такого, что могло бы его очернить в сталинских глазах. Даже влюбленность в невестку Горького Тимошу он выставлял как служебную необходимость: Сталин очень хотел, чтобы Алексей Максимович написал о нем хороший биографический очерк, как в свое время о Ленине, а может быть, и лучше и напечатал его в солидном зарубежном издании. Горькому доверяли, а Сталин жаждал мирового признания. Ягода и перед женой оправдывался той же причиной, постоянно пропадая то в московской квартире, то на даче великого пролетарского писателя и изредка напоминая старику о наказе Хозяина, но все напоминания заканчивались раздраженным покашливанием народного любимца. Да, он благодарен Сталину, который еще при его жизни переименовал Нижний Новгород в Горький, центральную улицу Москвы, Тверскую, в улицу Горького и разрешил дать имя первого пролетарского писателя еще сотням улиц и фабрик в других городах, самолетам и пароходам. Но Горький пока не готов был взяться за такой труд. Ему нужно время все обдумать. Сталин злился, Ягода врал, сообщая, что Старик уже обдумывает план очерка. Вовремя подвернулся француз Анри Барбюс, автор знаменитого романа «Огонь», и Сталин согласился, чтобы пока Барбюс описал его революционный подвиг.

«Вы, кто не знаете его, он давно знает вас и заботится о вас. Кем бы вы ни были, лучшая часть вашей судьбы находится в руках этого человека, который заботится обо всем и трудится… Человек с головой ученого, с лицом рабочего, в одежде простого солдата».

Сталин посетовал, что книга написана суховато, и не переставал напоминать Ягоде о Горьком, правда, уже менее раздраженно.