Месть

Теща ушла. Николаев скомкал, выбросил письмо, потом поднял, расправил его, спрятал в карман. Киров уже ни перед кем не скрывает своей связи, коли об этом знает почти весь город и обсуждает их роман. Он считает, что ему все позволено, он может брать в наложницы любую чужую жену и владеть ею сколько ему захочется. Потому что он Хозяин этого города, а остальные его рабы. Но Николаев отказывается быть рабом и убьет его. Он отомстит за поруганную честь Мильды, отомстит за свою честь свободного человека. Теперь уже ясно, что он должен покарать не Чудова, а Кирова. Пусть даже его потом расстреляют…

Он представил себе этот выстрел, разрывающий его сердце, и ему стало страшно. Страшно умирать в тридцать лет. Но разве есть выход? Разве  о н и  предоставляют ему выход? Нет. Это так же неодолимо, как хочется есть. Он ел вчера днем, вечером выпил стакан чаю. Сейчас уже четыре часа, прошли сутки, как он ничего не ел, идут месяцы, как он недоедает. У него то и дело кружится голова. Это ужасно, когда нечего есть…

Он незаметно для себя уснул. Проснулся от голоса Мильды на кухне, звуки проникали в комнату, и он, лежа в постели, вслушивался в ее тихий, журчащий голос, она рассказывала о ссоре со своей сотрудницей, напутавшей в каком-то отчете, а Чугуев отругал Мильду, потому что сотрудница спит с ним, и, не стесняясь, пользуется этой его слабостью. Теща что-то отвечала ей, но Николаев не слышал ответов. «Они все разложились, эти новые партийные начальники, — подумал он. — А рыба гниет с головы».

Мильда зашла в комнату.

— Ты бы поел, Леня, — сказала она.

— Я не хочу.

— Ты что, заболел? — спросила Мильда.

— Наверное, — ответил он.

— А что с тобой? — спросила она.

— Не знаю, мне плохо.

— Температуру мерил?

— У меня нет температуры.

— А что болит?

— Душа, — помедлив, ответил он.

Она помолчала.

— Пришел ответ из Москвы?..

— Нет.

— Тогда надо поесть, — сказала Мильда.

— Я не хочу… — ответил он.

Он хотел сказать ей: «Я хочу умереть». Но не сказал. Мильда еще несколько секунд постояла в комнате и ушла.

— Чего он? — спросила теща.

— Не хочет, — ответила Мильда.

— Заболел? — удивилась теща.

— Да нет вроде…

И Мильда снова стала рассказывать о своей сотруднице. О том, как она купила себе шубу из лисы, явно не за свои деньги, и на работе целый день сидит в ней.

— Да жарко же, — не поняла теща.

— Не то слово! С нее пот льет ручьями, — засмеялась Мильда, — а она сидит и жалуется, что от окна дует, вот шубу и приходится надевать. Прямо комедия!

«А у тебя есть у кого шубу потребовать!» — подумал Николаев.

Загремели тарелки, из кухни донесся запах овощного супа, Мильда села ужинать. Николаев снова ощутил приступ голода. Если б Мильда еще раз позвала его, он бы пришел. Но она не зовет, а так выйти он не может. Он отказался. Она ест без него. И дети едят без него. Николаев вдруг шумно задышал и расплакался, как ребенок. Ему стало так себя жалко, что он готов был зареветь в голос, лишь бы его услышали. Но стыдно, ох, как стыдно! И он, зажав ладонью рот, плакал от обиды и унижения. Потом успокоился. Слезы заглушили чувство голода.

Мильда, поужинав, занялась стиркой, потом мыла детей и вернулась в комнату лишь в половине одиннадцатого. Николаев ждал ее, чтобы объясниться. Он показал ей письмо. Мильда прочитала его и усмехнулась:

— Это ложь, — покраснев, сказала она.

— Нет, не ложь! — вскричал он. — Это не ложь!

— Не кричи, дети спят.

— Это не ложь, — сбавив тон, заупрямился он.

— Это обыкновенная анонимка, клевета, вот и все. С таким же успехом можно написать, что я любовница Чудова или Свешникова, — устало проговорила Мильда. — Так у тебя из-за этого душа болит? — спросила она.

— Я знаю, что это не ложь, — угрюмо повторил Николаев.

— Может быть, мы разведемся, Леня? — предложила Мильда.

Николаев вздрогнул, испуганно посмотрел на нее.

— Ты… серьезно? — спросил он.

— Серьезно, — ответила она.

— Я не хочу! — тотчас отрезал он. — И развода никогда не дам! Никогда! Ты хочешь к нему уйти? Он заставляет тебя развестись со мной! Я знаю: он! — Николаев вспыхнул, соскочил с постели, подошел к Мильде: в его глазах загорелись сумасшедшие огоньки. — Ты скажи ему: он тебя не получит! Я убью его!

— Хватит, Леня, — устало отмахнулась она. — Я тебе серьезно говорю: совместная жизнь у нас не сложилась, ты это тоже чувствуешь. И он тут ни при чем.

— Значит, он есть, есть?! — яростно зашептал Николаев.

— Да, — помолчав, призналась она.

Николаев несколько секунд, оцепенев, смотрел на жену.

— И ты так спокойно об этом говоришь? — выговорил он.

Губы у него задрожали, в глазах блеснули слезы.

— Не в этом причина нашего неблагополучия, — заметила Мильда. — Мы разные люди, Леня, и, пока не поздно, нам самим надо исправить ошибку. Тебе только тридцать лет…

— А дети?! — возмутился Николаев. — Ты подумала о детях?!