Месть

— А ты думаешь о детях?! — вспыхнула Мильда. — Ты пятый месяц о них не думаешь и не хочешь думать! Ты уперся лбом и ни с места! Тешишь свое самолюбие, будто тебя придут упрашивать вернуться обратно, но никто не придет. И дети недоедают, и мы все недоедаем из-за твоего дурацкого упрямства! Не говори мне о детях! И о том, что ты — заботливый отец и муж, не говори!

Мильда вышла из комнаты, хлопнув дверью. Николаева трясло, он никак не мог успокоиться. Мало того, что Мильда во всем призналась, она даже хочет развестись с ним, отнять у него детей, выбросить его на улицу, как ненужную вещь. И во всем этом виноват он, Киров. Он лишил его работы, а теперь хочет отнять самое дорогое — детей и Мильду. Но Лев Николаев этого не допустит. Лев застрелит его. Застрелит, как бешеного пса.

32

Коба в плетеном кресле и легком белом кителе сидел за письменным столом, когда Киров явился к нему.

— Ты чего, сбежать хочешь? — с притворным удивлением спросил Сталин.

— Измаялся я в этой жаре, Коба! Ночами не сплю, извелся весь, — пожаловался Сергей Миронович. — Да по мне денька два на северном холодке, и я свеж как огурчик!

— Смотри, Поскребышев мне все листочки подсовывает, просвещает, — пропустив мимо ушей слова Кирова о северном холодке, похвастался Сталин, показав напечатанные на машинке выдержки из «Декрета о подозрительных», принятого Национальным Конвентом Французской республики 17 сентября 1793 года. Перед текстом декрета особо выделенным шрифтом было напечатано: «Немедленно по распубликовании данного декрета все подозрительные лица, находящиеся на территории Республики, подлежат аресту.

Считаются подозрительными:

1. Те, кто своим поведением, своими связями, своими рассуждениями или писаниями выказал себя сторонником тирании, федерализма или врагом свободы;

2. Те, кто не сможет представить в предписанной законом от 21 сего марта форме удостоверение о своих средствах к существованию и выполнении своих гражданских обязанностей;

3. Те, кому было отказано в удостоверении о благонадежности;

4. Общественные должностные лица, устраненные или смещенные со своих должностей Национальным Конвентом или его комиссарами и не восстановленные в своих правах, особенно те, кто был смещен или должен был быть смещен на основании закона от 14 сего августа;

5. Те из бывших дворян, считая мужей, жен, отцов, матерей, сыновей или дочерей и агентов-эмигрантов, кто не проявлял своего постоянного влечения к революции…»

10 октября 1793 года Анаксагор Шометт на Совете Коммуны предложил дополнительно считать подозрительными следующих лиц:

«1. Тех, кто в народных собраниях мешает коварными речами, шумными криками и ропотом проявлению народной энергии;

2. Тех, кто, будучи более осторожным, говорит загадочно о бедствиях Республики, сожалеет о судьбе народа и всегда готов распространять дурные вести с притворной печалью;

3. Тех, кто, смотря по обстоятельствам, менял свое поведение и язык, кто умалчивал о преступлениях роялистов и федералистов, с жаром распространяется о легких ошибках патриотов и, чтобы казаться республиканцем, выказывает притворную суровость и строгость, которые исчезают немедленно, как только дело коснется какого-нибудь умеренного или аристократа…

8. Тех, кто, не совершив ничего против свободы, не сделал ничего и для нее».

Киров вернул листочки Сталину.

— Ну как?! — радостно спросил Сталин. — А мы головы ломаем, придумывая, за что бы посадить иного подлеца! А у них было запросто: считать подозрительным и точка. Вот к примеру: «тех, кто не совершив ничего против свободы, не сделал ничего и для нее»! Думаешь тихо отсидеться в партии, рвения не проявляешь, а тут тебя под белы рученьки и в тюрьму. Поработай активно в лагере лет пять, сделай кое-что для социализма! Мы бы давно с такими законами его построили! А я Поскребышева недооценивал…

Коба замолчал, раздумывая о своем. Не встретив бурного восторга со стороны Кирова по поводу декрета французских революционеров, он неожиданно помрачнел, спрятал листочки в папку, завязал тесемки, вытащил трубку.

— Жаль, что ты уезжаешь, — равнодушным голосом проговорил Сталин. — Паукер обещал нам со Ждановым устроить рыбалку. Я рыбу кушать люблю, а ловить — нет, а Жданов говорит, что это как ночь с женщиной. Чудной он…

Сталин обычно не зря заводил такие пустяковые разговоры, за ними следовали официальные распоряжения, иногда и довольно неожиданные. Но Киров знал, о чем пойдет речь.