Как-то, подвыпив, Коба проговорился Кирову, что Фанни Каплан вовсе не стреляла в Ленина. Организовывал покушение командир боевого летучего отряда правых эсеров Семенов, а руководил им Авель Енукидзе по распоряжению Свердлова. Фанни была дежурной в тот вечер. В ее обязанности входило узнать, не выступает ли Ленин, и доложить об этом районному уполномоченному, что она и сделала в тот вечер 30 августа 1918 года. Стрелял в Ленина Протопопов, бывший начальник контрразведки левоэсеровского отряда Попова. Его взяли еще 7 июля и должны были расстрелять, но оставили для всякой деликатной работы. Он был прекрасный стрелок и должен был ранить Ленина, едва задев кожу. Положение тогда становилось угрожающим: в советах сидели эсеры, большевики теряли влияние в народе, сочувствие пролетариев и беднейшего крестьянства. Был архинужен толчок к сплочению масс вокруг партии и оправданию красного террора, который не прекращался с первых дней революции, усугубляя и без того плачевное положение большевиков. Протопопов же, видимо от волнения, чуть не убил вождя. К счастью, все обошлось, 3 сентября Ильич уже был на ногах, но одна из пуль попала в шею и застряла в нескольких миллиметрах от сонной артерии. Протопопова через два часа шлепнули. Расчет же Семенова оказался точен. Каплан все взяла на себя. Правда, Свердлов, чтоб не испытывать судьбу, уже 1 сентября забрал Каплан из ВЧК и перевез в Кремль, а 3-го комендант Мальков самолично ее застрелил и сжег тело.
И надо сказать, Свердлов в первый раз заставил Сталина себя уважать: покушение на Ленина всколыхнуло массы, прибавило сочувствия к большевикам, и они, висевшие на краю пропасти, выкарабкались, сохранили власть и теперь победили.
Киров всю ночь не спал, потрясенный рассказом, он знал, что Семенова не только реабилитировали на процессе правых эсеров в 1922 году, что само по себе было удивительно: главарь боевиков, организовавший убийство Володарского, Урицкого и покушение на Ленина, вдруг оказывается на свободе. Больше того, Киров встретил Семенова через месяц в санатории ВЦИКа. Он загорал, купался и чувствовал себя как победитель. Орджоникидзе тогда сказал Кирычу: «Он у Дзержинского работает и был подсадным у Гоца и Чернова». Наутро Сергей Миронович стал расспрашивать у Кобы об этой истории, но Сталин махнул рукой:
— Не забивай себе голову! Это всего лишь легенда. Меня тогда в Москве не было, а Свердлов в начале девятнадцатого умер от испанки. Енукидзе, старый черт, божится, что ничего не знает, а арестовать Семенова и держать под «секретом» ему велел Свердлов. Кингисеппа, человека Свердлова, кто конечно же был в курсе, поскольку возглавлял следствие, расстреляли эстонцы в двадцать втором. У Каплан же в сумочке обнаружили браунинг, но он был чист, из него не стреляли, да и несколько свидетелей показали, что стрелял мужчина, а не женщина. И Ильич, обернувшись, видел мужчину, то есть Протопопова, так что… — Сталин вздохнул, задумался. — Кто бы ни покушался, это было сделано вовремя. Когда убивают партийного вождя, то потом под это преступление можно легко подвести своих личных врагов и расправиться с ними, что Ленин и сделал в двадцать втором, вычистив из Республики последний эсеровский дух. Больше драться за власть было не с кем. Разве что со своими, что мы и продолжили после Ильича…
Киров вспомнил эту историю, когда Коба упомянул про завод Михельсона, где 30 августа скорее всего Протопопов стрелял в Ленина. А о том, что Каплан невиновна, Кирову говорили многие.
— Положение у нас с продовольствием неважное, — заметил Киров. — Мы требуем от рабочих темпы, и такие, что капиталистам не снились, а кормим хуже некуда. Я только тем и занимаюсь, что объясняю им наши продовольственные трудности. А как все это объяснить человеку, который у станка в голодный обморок падает?
— Да, хлебный вопрос — тяжелейший сейчас, — согласился Сталин. — Урожайность упала на три центнера с гектара, а во многих районах засуха. Вот кто виноват? Господь бог? Но если мы будем объяснять народу, что боженька нам дождей не дал, рабочий нас не поймет. Он справедливо скажет: с господом мы и без вас проживем, зачем вы нам нужны и какие вы руководители. А если мы придем к людям и скажем: вас оставили без хлеба Зиновьев и Бухарин — это я к примеру, — мы их накажем, поставим другого человека, и хлеб будет. Тогда люди согласны будут немного поголодать, зная, что партия все видит, она беспощадна к врагам, и, истребив их, партия всех накормит. Надо рабочим так и говорить: расправимся с врагами — будет масло, хлеб и икра!
Сталин замолчал, раскуривая трубку, и сладко затянулся, внимательно глядя на Кирова. О чем все же Киров говорил с Бухариным?.. Сталин специально упомянул это имя, но Киров даже бровью не повел. Старый конспиратор. Сталин не против, чтобы Киров говорил во время перерыва с Бухариным. Но последний способен на всякие подлые разговоры. Киров же простодушен, наивен и ему можно все внушить. Сталин боялся за Кирова. Он чувствовал, что с ним в последнее время что-то происходит, что-то его мучает. Но что?..