Читаем Месть полностью

— А что делают с человеком, заболевшим дифтерией или чумой? — спросил, хитровато щурясь, Сталин и, не дав Кирову ответить, сам закончил свою мысль: — Зараженного чумой не спрашивают: ты кто? Языковед или политик?.. Его просто изолируют, так? Чтоб не заразил остальных. И если надежда есть, его лечат. А если невозможно лечить, то сжигают, чтобы зараза не захватила остальных. А если оставим тифозного лишь потому, что он большой историк, то он может заразить и политика, и экономиста. Вот у тебя, на Беломоро-Балтийском, разве была разносортица? Тут историки, а там генералы?! Всех больных лечат в одной семье! Строительство канала дало поразительные результаты в этом плане! Вспомни! Люди были охвачены энтузиазмом, делали по две нормы в смену, организовывали соревнование бригад, вот где мы увидели наконец настоящий социализм!.. Я вчера с Горьким говорил, он вспоминал, какое впечатление поездка на Беломоро-Балтийский произвела на бригаду писателей, они книгу выпустили, а драматург Погодин даже пьесу написал. Называется «Аристократы». Название мне не понравилось, но Горький говорит: хорошая пьеса. Там герои — твои строители, заключенные, отбросы общества, и труд превращает их в аристократов духа, так он мне объяснил. В этом году, говорит, будет поставлен спектакль, посмотрим. Побольше бы нам таких строек и таких аристократов духа выковывать. Мы тогда всех капиталистов за Можай загоним! — Сталин рассмеялся.

Киров всегда завидовал этой сталинской убежденности, точно он никогда не знал сомнений в своей жизни. Вот и сейчас Коба легко разбил доводы Кирова и доказал правильность абсурдного, на первый взгляд, принципа: принудительный труд воспитывает аристократов духа. По марксизму, всегда было наоборот: приветствовался труд свободный. Но Киров не хотел ввязываться в спор с Кобой. Последний во всех спорщиках сразу видел врагов, и доказать что-то ему было невозможно.

Киров поднял рюмку и провозгласил тост, чтобы все враги Кобы сразу же сдохли после последней капли, которая выльется из этой рюмки. Сталин засиял, засмеялся, брызнули радостные лучики из его глаз. Он очень любил этот тост.

— Спасибо, дарагой! Но пусть немножко-немножко останется этой заразы, иначе жизнь потеряет смысл: не с кем будет бороться! И чтобы у тебя до конца твоих дней оставался один ма-а-а-аленький явный враг, но с большим револьвером в руках и чтобы этот враг постоянно стрелял в тебя, но пули пролетали мимо и все попадали в твоих скрытых врагов! — Сталин всегда после любого тоста говорил свой, за который все в конце концов и пили, независимо от того, кто первый начинал говорить за столом.

Они чокнулись и выпили. У Кобы румянец появился на щеках. Он расстегнул пуговицы военного френча, под которым был глухой, до горла жилет такого же мышиного цвета.

— Странная жилетка, — взглянув, удивился Киров. — Без пуговиц. Сейчас модно такие носить?

— Очень модно, — усмехнулся Коба, — потому что это бронежилетка.

— Что, настоящий бронежилет? — Сергей Миронович даже поднялся из-за стола и подошел к Сталину. Потрогал, погладил поверхность жилета. — И какой удар выдерживает?..

— Если будут бить из пушки, то поразят товарища Сталина, — улыбнулся Коба. — А пули ему не страшны.

— Тонкий какой! И тяжелый!

— Немцы, проклятые, делают! Вот что за нация?! Все умеют! — вздохнул Сталин.

— И как ты целый день ходишь, тяжело ведь! — посочувствовал Киров.

— А я стараюсь больше сидеть, — усмехнулся Коба.

— Сейчас хоть сними, плечи отдохнут!..

— А вдруг ты вытащишь револьвер и захочешь убить своего старого друга? — полушутя-полусерьезно сказал Хозяин.

Киров понимал, что это всего лишь грубоватая сталинская шутка, но рассмеяться не мог: глаза Кобы жгли его не шутливым, а взаправдашним огнем подозрений. Коба сам понял, что перегнул палку, и поднялся.

— Конечно, сниму, дарагой! Просто забываешь, что ходишь в этой штуке, — Киров помог Кобе снять ее, уложить на диван. — Ничего, я Паукеру скажу, он и тебе такую достанет. Карлуша все может. Тебе особенно надо, ты же любишь у нас на заводах, в цехах выступать, одного несчастного случая на заводе Михельсона нам хватит. Второго не надо!..

Перейти на страницу:

Все книги серии Русские тайны

«Белые пятна» Русско-японской войны
«Белые пятна» Русско-японской войны

Что мы знаем о Русско-японской войне 1904 — 1905 гг.? Россия стояла на пороге катастрофы, изменившей ход истории: до Первой мировой оставалось 10 лет и всего лишь 13 — до Октября 1917-го. Что могло произойти, если бы мы выиграли эту войну? И почему мы ее проиграли? Советские историки во всем винили главнокомандующего А.Н. Куропаткина, но так ли это на самом деле? Чей злой умысел стоит за трагедией Моонзунда? На эти и другие вопросы ответит книга И. Деревянко «Белые пятна» Русско-японской войны».Автор отлично знает, о чем пишет. Он первым начал исследовать историю и организацию военных спецслужб Российской империи, опубликовав в конце 80-х — начале 90-х годов XX столетия целый ряд работ по этой теме. Одна из его книг, «Русская разведка и контрразведка в войне 1904 — 1905 гг. Документы», выпущенная в 1993 году издательством «Прогресс», уже спустя полгода была переведена на японский язык и издана в г. Иокогаме.

Илья Валерьевич Деревянко

Военная история / Образование и наука

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии