Месть

— А по берегу Волги красноармейцы жгли костры, ночи действительно были холодные, осень подступала, — раскуривая трубку, рассказывал Сталин. — В первый миг я даже не испугался, это было ночью, он разбудил меня, и я принял его за живого. И так разозлился на поручика, что прогнал его прочь. И только потом вспомнил, что самолично втолкнул его на баржу…

Сталин выдержал паузу, отвернулся, подошел к столу и выбил пепел из трубки. Чувствовалось, что его и сейчас бьет озноб.

— И вот тут на меня такой страх напал, что кожа, наверное, инеем покрылась… И дальше все это стало повторяться. Не часто, но… — Сталин выдержал паузу. — До сих пор не могу от этих дурацких видений отвязаться. Умом понимаю, что все это чушь, а, как начинается, холодею и рукой не могу пошевелить… И эта стала сохнуть. Поэтому и прошу таблеток каких-нибудь, товарищ профессор.

— И часто эти галлюцинационные видения повторяются? — спросил Бехтерев.

— Как когда… Где-то раз в два месяца… Но перед этим я уже чувствую, за день, за два…

— Тут таблетками не отделаешься, — помолчав, ответил Бехтерев. — Нужен основательный курс лечения…

— Лечение от чего? — не понял Сталин.

— У вас паранойя, товарищ Сталин, это серьезное психическое заболевание. Поэтому все дела побоку и прямо с завтрашнего дня начнем курс. Пока на полгода придется позабыть о всяких совещаниях, заседаниях, а там посмотрим…

— Это несерьезно, — помрачнев, сказал Сталин. — А таблеток у вас нет?..

— С этим шутить нельзя, Иосиф Виссарионович! Я категорически настаиваю на проведении немедленного курса лечения! Категорически! — Бехтерев даже раскраснелся от гнева.

Глаза Сталина вспыхнули резким желтоватым светом и погасли. Он положил дымящуюся трубку в карман, потом спохватился, вытащил ее, подошел к столу и повернулся к Бехтереву спиной.

— Я вас не задерживаю, товарищ Бехтерев, — проговорил Сталин.

Бехтерев помолчал и вышел из кабинета. К профессору подбежал начальник Лечебного управления.

— Ну как? Все в порядке? — спросил он.

— У товарища Сталина паранойя, и необходим немедленный курс лечения. Уговорите его и используйте все свое влияние!

Начальник Лечупра окаменел от этих слов и долго не мог прийти в себя. А Бехтерев поехал на съезд.

— Вот такая история, мой друг, — вздохнув, закончил свой рассказ Бехтерев.

— Вы думаете, это излечимо? — недоверчиво спросил Ганин. — Слишком большой срок прошел…

— Не знаю, можно ли вылечить, но затормозить процесс нужно обязательно, — проговорил Бехтерев. — А этот Сталин, он что, теперь самый главный после Ленина в партии?

Виталий кивнул.

— Надо его срочно менять, — наивно заявил профессор. — Параноик на посту вождя — вещь очень опасная.

— А кто приезжал за вами? — спросил Ганин.

— А-а, этот комедиант, — усмехнулся Бехтерев. — Он всю дорогу мне рассказывал про оперетту и корчил рожи, точно принял меня за артиста. Шут гороховый! Он у них там начальником охраны или вроде того.

В дверь постучали.

— Войдите! — сказал профессор.

Дверь открылась, и вошел невысокий, плотного телосложения человек в пенсне с кавказскими чертами лица. В руках он держал корзину с виноградом, фруктами и вином.

— Профессор Бехтерев? — улыбаясь всем круглым лицом, с акцентом спросил вошедший.

— Вы не ошиблись, — кивнул Владимир Михайлович.

— Вам фрукты и вино, — вошедший водрузил корзину на стол. — От одного из ваших пациентов в знак благодарности…

— Да, но я не помню таких… — удивился Бехтерев, но незнакомец его перебил.

— Кушайте на здоровье, дорогой профессор, ми вас все любим!.. До свидания!

И исчез. Бехтерев с изумлением осмотрел корзину, в которой лежали большие гроздья крупного спелого винограда, мандарины, красные яблоки, желтовосковые груши, персики, абрикосы и бутылки отменного грузинского вина «Хванчкара» и «Киндзмараули».

— В декабре такие дары весьма кстати, — улыбнулся профессор.

Он вытащил бутылку «Хванчкары».

— Ты пил когда-нибудь «Хванчкару»?

— Только слышал, — улыбнулся Ганин.

— Давай выпьем по бокалу! — предложил профессор.

Ганин посмотрел на часы и ужаснулся: стрелки показывали половину одиннадцатого.

— Я прошу прощения, Владимир Михайлович, но я обещал проконсультировать одного аспиранта, он бедный уже два часа ждет меня, вы уж извините!.. — забормотал Ганин.

— Вам же хуже, — обидчиво ответил Бехтерев. — Мой поклон нежному аспиранту. Не щадите вы себя, Виталий Сергеевич, ох не щадите!

— Извините, Владимир Михайлович, но я рассчитывал быстро освободиться…

— Идите! — махнул рукой Бехтерев. — А я устрою тут без вас Лукуллов пир! Завидуйте!..