Шел июльский Пленум ЦК, на котором присутствовал и Киров, помнивший, как крепко Бухарин повздорил в один из дней с Кобой. Именно в тот день Николай Иванович возвращался домой с Сокольниковым. Они оба жили в Кремле, дружили с детства и по дороге горячо обсуждали коварное поведение Кобы, который еще вчера говорил одно, а сегодня вдруг заявил совсем обратное. Им повстречался Каменев. Бухарин знал, что он с Зиновьевым сидит в калужской ссылке, куда их загнал Сталин, и вдруг явление Христа народу. Они остановились. Бухарин и без того был возбужден, а тут Каменев напомнил ему, как на четырнадцатом съезде он выступил против Сталина и советовал не переизбирать его на пост генсека. И благодаря Рыкову да молчаливой поддержке Бухарина Сталин остался у власти и теперь правильно закручивает их всех в бараний рог. Поделом им, паршивым интеллигентам!
Бухарин признался, что был не прав тогда, и Сталина следовало переизбрать. Он только недавно понял, какой Коба коварный и страшный интриган. Он нарочно сталкивает их друг с другом. Поддерживает сначала одного, и его руками громит третьего, а когда тот повержен, настает черед «съедания» и победителя. Еще вчера Коба поддерживал Бухарина, защищая вместе с ним середняка и крепкого богатея, а сегодня за это же бьет.
— У него нет никакой политический линии, он высасывает из нас живые идеи, раскладывает их, как пасьянс, присваивает, а потом жонглирует ими, стравливая авторов между собой, как дворовых собак! — размахивая руками, горячился Бухарин. — Окружил себя каменными жопами, как Молотов, и прихлебателями, как Ворошилов, которые только и смотрят, за что будет голосовать Сталин, чтобы побыстрее за ним следом поднять руку. Он ведет нас к гражданской войне, потому что народ обмануть нельзя. Я вас уверяю: завтра-послезавтра вспыхнет голод, и никакие лозунги о дисциплине и сплоченности не помогут. Когда нечего жрать, простите меня, то вся эта фанерная философия об усилении классовой борьбы никому не понадобится!
— Вот и надо объединяться, — оглядываясь, нервно проговорил Сокольников, — пока мы еще в силе и массы верят больше нам, чем Сталину! Надо создать свой блок и разбить эти каменные задницы!
— Я согласен, — загорелся Каменев. — Это действительно уже край, далее терпеть все это самозванство невозможно! Он последний хам, и мы это терпим!
— Он не хам, — усмехнулся Бухарин. — Он обыкновенный диктатор и тиран. Его интересует только власть. Пока он, чтобы остаться у власти, делает нам уступки, но потом передушит нас всех! Сталин умеет только мстить и вечно держит кинжал за пазухой. Он даже, не стесняясь, рассказывал мне о своем методе: «Выискать врага, отработать каждую деталь удара, насладиться неотвратимостью мщения и затем пойти отдыхать… Что может быть слаще этого?..» Каков сукин сын, а? Этакий второй Макиавелли! Я думаю, нам всем следует помнить о его науке «сладкого мщения»!
Бухарин замолчал. Дав волю своей злости, исчерпав ее, он и не стремился к большему. Он хорошо знал, что Коба выкрутится, объюлит их всех, обласкает, собьет пламя, а потом зажарит на раскаленных углях. Не им, наивным трубадурам революции, вступать в схватку с демоном разбоя, этим вероломным Чингисханом, который одной рукой тебя обнимает, а другой заносит над спиной острый нож. Это глупо и опасно. «Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь», — вспомнил Николай Иванович.
— Не знаю, друзья, — вздохнул Бухарин. — Насчет блока надо подумать и пока уж, во всяком случае, его не афишировать. Мое мнение такое: нужно готовить новый пленум и готовить его, работая индивидуально с каждым членом ЦК, то есть зная его мнение по этому вопросу. А так мы только шишек набьем, и нас же на всеобщее посмешище выставят.
На том и разошлись. Обыкновенный разговор во дворе, горячий, может быть, с неприличными выражениями даже, но приятельская болтовня, не более. Однако не прошло и двух часов, как домой к Бухарину ворвался Алексей Иванович Рыков и, заикаясь от волнения, стал рассказывать, как только что его вызвал к себе Сталин и гневно выговорил ему о том, что Бухарин за спиной Политбюро ведет сепаратные переговоры с Каменевым о создании фракционного блока и будто бы все это делается с согласия его, Рыкова, и Томского.
Сталин даже выложил подробности этой приватной беседы — о каменной жопе Молотове, прихлебателе Ворошилове и других крепких выражениях Бухарина об авторитетных членах Политбюро, которые лижут Кобе одно гадкое место. Но этого мало. Бухарин якобы заявил Каменеву, что будто бы Сталин ведет страну к голоду и гражданской войне, а это серьезные обвинения не только против него, но и всей линии Политбюро, ЦК.
— Б-был такой р-р-раз-зговор или н-нет?! — в упор спросил его Рыков.
Бухарин, вальяжно лежавший до этого на диване с томиком Верхарна, даже подскочил, потрясенный этим сообщением. Он побледнел и, сжимая кулаки, заходил по комнате.