Месть

Авнер и Шошана поженились, когда он проходил практику. Не было больше никаких причин откладывать свадьбу. После окончания университета Шошана как незамужняя женщина могла быть призвана на военную службу. Это не играло решающей роли в их желании пожениться, но все же ускорило свадьбу. Что касается Авнера, то он, как и большинство мужчин, чувствовал себя вполне комфортабельно и без официально оформленного брака.

Авнер не изменял Шошане. Это не означало, что он не замечал других женщин или считался с инструкцией Мосада, отмечавшей нежелательность любовных связей. Он просто был слишком занят. Кроме того, он ощущал какой-то внутренний протест против любовных интрижек и формулировал его так: «Пусть все будет иначе, чем у отца. Пусть у нас будет нормальная семейная жизнь».

Не исключено, однако, что одной из причин его верности было ощущение, что женщины в нем ничего особенно интересного не находили. Они скорее могли бы заинтересоваться его деятельностью, но этой темы он никогда не касался. Он знал, что другие мужчины производили впечатление на женщин независимо от темы разговора. Авнеру это не было дано. Если он встречал красивую девушку, он терялся и стоял перед ней дурак дураком. Иметь в запасе козырь и не сметь им воспользоваться — вот что было досаднее всего.

У него выработалась защитная реакция, этакое снисходительное отношение к женщинам. «Когда при виде ослепительной блондинки другие мужчины теряли голову, Авнер только плечами пожимал: «О, конечно, — говорил он, — в полевых условиях она, безусловно, сгодится». При этом наблюдательный человек мог заметить, что, произнося эти слова, он буквально поедал блондинку глазами.

Шошана была совсем другой. Красивой, может быть, не ослепительной, но красивой. Кроме того, она была сабра и ее не надо было завоевывать. В этом смысле израильские женщины держались гораздо проще, чем женщины Европы. Шошана все понимала без слов и ни о чем не спрашивала. Некоторое представление о том, что означали постоянные отлучки Авнера она имела. Если ей задавали по этому поводу вопросы, она сдержанно отвечала: «Авнер выполняет какую-то работу для правительства». В Израиле этого было достаточно.

Свадьбу отпраздновали весело. На фотографиях Авнер запечатлён с широкой улыбкой на загорелом лице и в белом блейзере. Шошана в длинном белом платье казалась таинственной. Было много гостей — друзья, соседи, даже трое или четверо товарищей Авнера по службе в армии. Громадный стол был заставлен едой, причудливыми тортами и множеством бутылок сладкого израильского вина цвета меда. Конечно, на свадьбе были родители Авнера. Отец, как всегда, когда попадал в общество, покорил всех присутствующих своим обаянием. Он пришел с Вильмой. Все были необычайно предупредительны друг к другу… Но на некоторых фотографиях, где были сняты мать, отец, Вильма и родители Шошаны, заметно, что мать и Вильма стараются не встречаться друг с другом глазами.

Часть вторая Новый поворот еврейской этики

Голда Меир

Об убийстве спортсменов в Мюнхене Авнер узнал в Париже, сидя у телевизора, как и большинство его соотечественников, где бы они ни были. В Израиль он возвратился к дню похорон. Несмотря на то что похороны вылились в событие общенационального значения, Голды Меир на них не было. Официальная версия гласила, что премьер-министр находится в трауре по поводу смерти сестры. Однако многие предполагали, что Голда Меир опасалась народного гнева, или, говоря проще, плевков и даже камней, брошенных в ее сторону. Разумеется, обвинять Голду Меир в происшедшем было трудно, но всего можно ожидать от толпы в состоянии гневного возбуждения.

Авнер пробыл в Израиле менее суток: его вновь отправили курьером с незначительной миссией в Нью-Йорк. В обычном состоянии он поехал бы с удовольствием. Но на этот раз он был захвачен волной общего для всех израильтян горя[20]. Атмосфера безразличия и деловитости в Нью-Йорке показалась ему неуютной. Так что в пятницу, через две недели после убийства спортсменов, он с удовольствием возвращался домой.

В его чемодане было много недорогих сувениров: рубашки и блузки для Шошаны, брелочки для ключей, солонки, перечницы и прочая дребедень для матери и родителей Шошаны. Даже для щенка Чарли (немецкой овчарки) он припас коробку с сочными молочными костями из нью-йоркского супермаркета. Шошана и Авнер баловали щенка. Он был свадебным подарком друзей Авнера по армии, которые запомнили его рассказы о любимой в детстве собаке Бобби, тоже немецкой овчарке.

Самолет приземлился с опозданием. Но Авнер все же надеялся успеть пообедать с Шошаной в ресторане. Однако ему следовало поторопиться — по пятницам после захода солнца на горячую пищу рассчитывать было нельзя. Так что Авнер не слишком обрадовался, увидев руководителя своей секции, который его дожидался.

— Хорошо съездил? — спросил руководитель.

— Да, спасибо, — ответил Авнер. Он не привык, чтобы начальство его встречало. Что-нибудь случилось? Мне надо до темноты попасть домой.