Месть

Все, что касалось Израиля и истории еврейского народа, все, о чем говорила Голда Меир, с точки зрения Авнера, было непререкаемой истиной. Но почему, почему она сочла нужным говорить об этом с ним? Или с Шароном и с генералом Замиром? Почему возглавляющий Мосад генерал счел нужным привезти Авнера в Иерусалим, в дом Голды Меир? Чтобы он услышал от нее то, что всем в Израиле было хорошо известно? А решение? О каком решении шла речь? Что именно должны были они обсуждать?

Молчание прервал генерал Шарон.

— Как вы, вероятно, догадались, — сухо сказал он, взглянув на Авнера, — речь идет о вещах чрезвычайной важности. Думаю, что нет надобности, это объяснять. Вы не сидели бы сейчас здесь, если бы это было не так.

Авнер утвердительно кивнул, почувствовав, что именно этого от него ожидали.

— Вопрос заключается в следующем, — продолжал Шарон, — согласитесь ли вы взять на себя выполнение ответственного задания. Очень ответственного. Я думаю, что и этого объяснять не надо. Но я должен сказать, что это задание не только ответственное. Оно сопряжено с опасностью. Более того, оно перевернет всю вашу жизнь. Вам придется уехать. И неизвестно, когда вы сможете вернуться. Пройдут, может быть, годы…

Авнер молчал.

Шарон взглянул на Замира и продолжал:

— Говорить о том, чем вы заняты, вы не сможете ни с кем. Время от времени мы будем устраивать вам свидания с женой в какой-нибудь другой стране. Но и ее вы не сможете посвятить в свои дела.

Авнер продолжал молчать. Молчали и оба генерала. Наконец Шарон заговорил снова.

— Я бы хотел одного, — произнес он тихо, — чтобы это предложение было сделано мне.

Авнер попытался стряхнуть оцепенение. Полностью осознать происходящее он еще не мог, но что-то стало вырисовываться. Задание… Конечно, это должно было быть задание. Ему следовало догадаться. По какой другой причине стали бы они привозить к Голде Меир рядового агента? И, вероятно, это важное задание. При таких обстоятельствах оно не может быть иным… Но почему именно он? И что это за задание?

Надо было хоть что-нибудь сказать, и он задал первый пришедший ему в голову вопрос.

— Я буду действовать в одиночку?

Тогда заговорил генерал Замир.

— Нет, сказал он. Но сейчас важно не это. Важен ваш ответ. Согласны ли вы?

— Я должен… — начал Авнер, — мне нужно подумать. Могу ли я дать ответ через неделю?

Он и сам еще не понимал, чем вызваны его колебания. Может быть, интуиция, его «шестое чувство»? Страха в нем не было. Он не заботился о своей безопасности. В свои двадцать пять лет он имел за плечами уже серьезный опыт столкновений с опасностями: четыре года в армии, Шестидневная война, задания, которые он выполнял за границей. В чем же было дело? Почему он сомневался? Шошана? Шошана была беременна. Авнер узнал об этом несколько месяцев назад. Она была такой стройной, что даже сейчас, на пятом месяце, беременность была едва заметна. И все-таки не в Шошане дело. Он находится в доме у Голды Меир, глава Мосада делает ему предложение. А он колеблется?!

Генерал Замир покачал головой.

— В вашем распоряжении один день, — сказал он. — Обдумайте свой ответ. Если вы не сможете принять решение в течение одного дня, это будет означать только одно — что вы не в состоянии принять его вообще.

Шарон протянул Авнеру руку…

— Мы, по-видимому, больше с вами не увидимся, — сказал он.

— Так что разрешите пожелать вам удачи. — Он посмотрел Авнеру в глаза и прибавил: — Желаю удачи, что бы вы ни решили.

Как хотелось Авнеру задать им несколько вопросов! Но он понимал, что этого делать нельзя. Будет ли это задание похоже на задание Эли Когена? Или на работу его отца? Должен ли он будет уйти в подполье и жить под чужим именем? Или…

В комнату вошла Голда Меир. Авнер тут же отключился.

— Как дела? — спросила она. — Все улажено?

— Все решено, — коротко ответил Замир. И прибавил: — Окончательное решение будет известно завтра, но… я думаю, все в порядке.

Несмотря на охватившее его смущение, Авнер все же заметил взгляд, которым обменялись Замир и премьер-министр. Она чуть приметно покачала головой, как бы говоря: Я предупреждала вас, — не так уж это легко». Во взгляде генерала можно было прочесть ответ: «Не беспокойтесь, не он, так другой, но мы это сделаем». Но, возможно, что весь этот немой диалог был только плодом воображения Авнера.

Между тем Голда Меир (и это уже не было фантазией) подошла к нему, обняла и, провожая к выходу из комнаты, сказала:

— Передайте от меня привет вашему отцу и жене. Как ее зовут?

— И услышав ответ, повторила: — Передайте привет Шошане. Я от души желаю вам удачи. — Уже в дверях, пожимая ему руку, она прибавила: — Запомните этот день. Он должен изменить ход еврейской истории. И вы — один из участников этого изменения.

Авнер даже не попытался ответить. Он был ошеломлен, благоговейный трепет и восхищение овладели им. И все же… Все же он многое бы отдал, чтобы знать, что имела в виду Голда Меир. Тем не менее он надеялся, что застывшая на его лице улыбка не выглядела идиотской.

Еще некоторое время он молча смотрел, как Голда Меир прощалась с Замиром и Шароном, затем исчезла за дверью.