Месть Акимити

Сама же Тюдзё не переставала думать так: «Этот мир окрашен в цвета непреодолимой череды рождений и смертей, и я наверняка вернусь на один из трёх дурных путей. У смерти, этого безжалостного демона-убийцы, не вызывает сострадания и сам император. Посланцы царя Эммы[392] не пожалеют и императрицу. Даже если я сегодня займу место той, у кого не было десяти дурных деяний[393], завтра мне суждено спуститься на дно ада[394]. Если на этот раз не покину круга перерождений, когда ещё мне удастся освободиться от сансары!» И вот она решилась: «Если я покину своего родителя, который так сильно любит меня, и уйду в монахини, на мне будет лежать грех дочерней непочтительности. И всё же в глубине души мне кажется, что „тот, кто отбросил благодарность и вступил на путь недеяния, тот и есть по-настоящему благодарный человек“[395], и здесь не следует отступаться. Пусть моё служение будде и покажется дочерней непочтительностью, но непочтительность эта — всего лишь миг, а когда я возрожусь в Чистой земле, я смогу помочь своим родителям попасть в рай. Разве это не будет истинной благодарностью? Но если я уйду сейчас, то я больше не увижу отца! Что ж, пойду, взгляну на него в последний раз!»

Она вышла из своих покоев и предстала перед отцом во всём блеске, вот только из её глаз текли слёзы. Заметив их, отец осведомился: «О чём ты тоскуешь? Отчего плачешь? Завтра ты станешь императрицей. Так прости же своего старого отца, что принёс тебе столько горестей!»

Тюдзё размышляла о том, как ей лучше объяснить отцу своё намерение.

— Даже если я стану императрицей, радовать меня будет только то, что слава осенила нас обоих. Но каждый день приближает срок смерти, и нам всё равно когда-нибудь придётся расстаться, вот из-за этого я и не могу сдержать слёз.

Она не смогла открыться отцу. И сам Тоёнари, и все, кто пребывал возле него, облились слезами: «На человека с такой душой можно положиться всегда!»

Через некоторое время Тоёнари унял слёзы и произнёс, прижав рукав к лицу: «Но ведь так происходит со всеми, это закон жизни. Мы не властны над рождением и смертью, так что сокрушаться об этом так сильно не стоит».

Пытаясь утешить отца, Тюдзё много чего ему наговорила, много всего нарассказывала. Когда она возвращалась в свои покои, Тюдзё подумала, что и она в этой жизни может положиться на своего отца.

И вот, когда сгустилась ночь, Тюдзё заторопилась. Покинуть этот старый дом было для неё печально. А что уж говорить о государевом Дворе… Доброта и любовь, к которым она успела привыкнуть, оставались в прошлом. Она пустилась в путь, обливаясь слезами.

От Нары до храма Тайма лежал путь длиною в семь ри. В дороге Тюдзё так изранила ноги, что из них струилась алая кровь, но она думала: «В дороге главное — решимость». Она шла быстро и, наконец, добралась до места. Она отправилась в жилую пристройку при храме и объяснила, что хочет стать монахиней. Монах-отшельник сказал:

— Глядя на вас, ясно, что вы — не простая женщина. Не было бы потом каких неприятностей. Кроме того, как такой низкий человек, как я, может позволить вам стать монахиней?

Не обращая внимания на его слова, Тюдзё настаивала на своём: «Отец с матерью оставили меня, когда я была совсем маленькая, даже кормилица, единственный человек, на которого я полагалась, теперь далеко от меня. Мне не на кого положиться, поэтому все мои помыслы — о будущей жизни в раю. Мне остаётся только стать монахиней и довериться милосердию будды. Вступить на путь служения будде — вот моё страстное желание. Отчего же вы не соглашаетесь? Пожалуйста, помогите мне стать монахиней!»

Тюдзё молитвенно сложила ладони. Монах-отшельник не смог отказать ей. Её волосы остригли и дали ей монашеское имя. Теперь она стала зваться монахиней Сэнни[396].

Достигнув желаемого, Сэнни затворилась в храме Тайма. Она принесла великий обет и взмолилась: «О будда Амида! Если мне и вправду суждено возродиться в раю, в течение семи дней предстань перед моими глазами в человеческом облике, чтобы я могла поклониться тебе! Если же этого не случится, то я не выйду отсюда долго-предолго» — так она поклялась и тут же затворилась.

И вот настал шестой день. В середине годов Тэмпё Сёхо[397], в шестнадцатый день шестой луны, в час Курицы[398] будда милостиво явился ей в облике высокой монахини, окружённой золотым и серебряным сиянием. Она предстала в чёрной рясе, со сложенными молитвенно руками. Монахиня обращатилась к Сэнни: «Нам стало известно, сколь глубоко твоё желание поклоняться будде Амида. Сэнни! Слушай внимательно! Мы с тобой соткём такую ткань, какой пользуются в раю. Доставь сюда сто возов стеблей лотоса».

Сэнни несказанно обрадовалась и пролила благодарные слёзы, она сложила ладони и три раза поклонилась монахине. Она немедленно отправила гонца к своему отцу. Министр Тоёнари возрадовался и доложил императору, тот возликовал. Из разных мест в храм Тайма доставили сто двадцать возов стеблей лотоса.