Месть Альбиона

— Ну, как… Наши агенты должны были периодически звонить в управление и докладывать обстановку. А тут контрольный звонок не поступил. Жуков начал сам звонить, — никто в доме к аппарату не подходит. Понял, что творится неладное, вскочил на коня и поскакал к вам. Меня, как на грех, в управлении не было, так он дежурному два слова крикнул и сорвался. Ему бы людей с собой взять, хотя бы двоих-троих… Но пока бы он их нашёл-организовал, время было бы упущено. И без того, судя по вашему рассказу, успел в последнюю секунду…

— В самую что ни на есть, — вяло подтвердил Сергей, кусая губы.

Ефимов внимательно посмотрел на художника.

— У вас тут водка или коньяк есть? — спросил вдруг.

— Да, есть. Вон там, в шкафу…

Полковник залез в шкаф, налил Сергею большую рюмку коньяку и велел:

— А ну-ка, давайте одним махом. Вам сейчас это лучше всякого лекарства.

Сергей послушно выпил коньяк залпом, не заедая и не ощущая вкуса. Почувствовал только, как напиток обжёг горло и живительным теплом растёкся по желудку.

Вошёл жандарм.

— Господин полковник, внизу всё убрали, — доложил он. — Эту можно уносить?

Он кивнул на труп Милицы.

— Уносите, — разрешил полковник, наливая себе коньяку. — И пусть кто-нибудь уберёт к чёртовой матери эти свечи…

Сергей подошёл к мёртвой женщине. Вгляделся в синеющее безжизненное лицо с маленькой аккуратной дырочкой на переносице. Жуков, наверно, был прекрасным стрелком. Гнев и неожиданность, пережитые в последний миг, исказили черты, а смерть смыла красоту. Сейчас Милица напоминала большую куклу с отвалившейся челюстью, — валяется себе на полу, беспомощно раскинув руки и ноги. И только в больших, бессмысленно открытых глазах, глядящих в потолок, остывает ненависть.

Глава двадцать четвёртая

В последние дни Фитч жил с ощущением, что всё вокруг летит в тартарары.

Провалился тщательно спланированный взрыв на «Державе». Что самое печальное, — провалился по его, Фитча, вине. Разведчик устал проклинать тот день, когда он собственными руками ввёл Белозёрова в посольство. Колоссальная, непоправимая ошибка! Она повлекла за собой далеко идущие последствия, итогом которых стали спасение царской яхты и гибель Арсения.

По всей информации, которую удалось собрать, в дело вмешался вездесущий Белозёров. Каким-то образом оказался на судне и опознал Малеева (результат ещё одной роковой ошибки Фитча, месяц назад передавшего морскому офицеру деньги через художника!). Он же уничтожил террориста. А ведь Арсений был главным помощником англичанина… Скрепя сердце Фитч отправил отчёт о провале в Лондон и обречённо ждал ответа руководства.

Теперь к тому же куда-то пропала Джейн-Милица, — как в воду канула. Неделю назад ушла из посольства и не вернулась. Через секретаря посольства Баррингтона Фитч послал запрос в полицию, но понимал, что толку, скорее всего, не будет. Примерно понимал также (вернее, догадывался), с чем связано исчезновение женщины.

После гибели Арсения Джейн сделалась сама не своя. Она не рыдала, не заламывала рук, не билась в истерике. Но сухие глаза горели ненавистью, и Фитч не завидовал тому, кому адресована эта ненависть, — черногорская женщина была опасней кобры. Когда несколько дней назад Милица обронила, что отомстит за Арсения, резидент не сказал ни «да», ни «нет». Формально санкционировать рискованную силовую акцию (да ещё по сугубо личным мотивам) он, разумеется, не хотел. Однако, с другой стороны, подонок Белозёров по-прежнему был опасен и двадцать раз заслужил, чтобы ему отомстили… Фитч промолчал, но его молчание, правильно понятое Джейн, означало согласие.

Исчезновение Милицы красноречиво свидетельствовало, что месть не удалась. Либо художник оказался ей не по зубам, либо его хорошо охраняли. В обоих случаях её уже нет, и бог весть, в какой безымянной могиле упокоилось тело необузданной черногорки… И это ещё не худший вариант. Хуже, если её взяли живьём и сейчас допрашивают с пристрастием в русской контрразведке. Как и Арсений, Джейн была ближайшим помощником Фитча. О его работе знала если и не всё, то очень многое. При мысли, что она разговорится, англичанина прошибал холодный пот.

Жалел ли он об Арсении с Милицей? По-человечески — нет. Использовать хищных зверей в своих целях можно и нужно. За это их надо хорошо кормить, вот и всё. Любить их при этом необязательно. Отдавая должное опасным талантам своих помощников, Фитч как истинный джентльмен в глубине души презирал и народовольца, и подпольщицу. В отличие от него они вышли из низов и были изгоями. В другой ситуации потомственный аристократ никогда не подал бы им руки, не сел за один стол, — да просто не общался бы. Но в грязной работе, которую делал Фитч, они были чрезвычайно полезны, они брали на себя главное — кровь, и англичанин пока не знал, кем их заменить.