Рассмеявшись, он прижал ее к себе. Легко поднявшись на ноги, он прилег на топчан, скользнув взглядом по дверной щеколде.
— Великая Мать! Какой же ты огромный! — страстно целуя его, прошептала девушка. — Сожми меня. Сильнее.
— Я раздавлю тебя.
— Нет. Мне будет хорошо. Отпусти себя на свободу. Дай себе волю. Ты словно каменное изваяние.
— Я боюсь сделать тебе больно.
— Не бойся. Я не так слаба, как кажусь. Расслабься.
Он непроизвольно сжал руки, и она тихо охнула, но тут же рассмеялась:
— Медведь. Но почему мне так сладко?! — чуть слышно застонав, она гибко повела бедрами и приняла его всего, без остатка, с легкостью, которой удивилась сама.
Замерев, она всмотрелась в его покрытое шрамами лицо. Обычная суровость отступила куда-то, сменившись чуть насмешливым, добрым выражением лица. Неожиданно она поймала себя на том, что ей нравятся его шрамы. Что они совсем не портят его. Ей захотелось во что бы то ни стало заставить его застонать от удовольствия. Эта мысль так захватила ее, что она сама застонала в голос, неожиданно достигнув пика.
Очнувшись, она медленно поднялась и, рассыпая цепочку поцелуев от лица к животу, приникла губами к его плоти. Вздрогнув, он замер, словно закаменел. Распаляясь все больше, девушка ласкала его, не останавливаясь.
Зарычав в полный голос, он сжал кулаки и взорвался, сотрясаемый судорогой наслаждения. С трудом оторвавшись от него, Лин прижалась лицом к его груди, тяжело переводя дыхание. Его возбуждение пробежало по ее нервам, как удар молнии.
Отдыхая, она не могла заставить себя разжать руки. Ей казалось, что стоит только пошевелиться — и все исчезнет. Пропадет волшебная сказка ощущений. Регулярно бывая в башне наслаждений, она знала все возможные способы любви. Верховная, выбирала раба, и он добросовестно трудился, стараясь доставить ей удовольствие. С самого детства ее заставляли штудировать трактаты о любви, запоминать позы и ощущения, уметь действовать так, как не решится никакая другая женщина. Но в эти минуты она поняла, что это было просто механикой.
Рабы трудились старательно, но в них не было того огня, который зажигает женщину, вознося ее в небеса. Этот воин старался быть просто осторожным, не позволяя себе расслабиться, и именно эта забота заставляла ее пускаться на безрассудства. Окажись он в райской башне, многие амазонки не рискнули бы экспериментировать, но она пошла до конца и не жалела. Ей даже не с чем было сравнить свои ощущения.
— Ты жива? — тихо спросил он.
— Кажется, — ответила она, поднимая голову.
— Сумасшедшая! Я думал, ты захлебнешься.
— Не дождешься. Скорее твой источник иссякнет.
— Хотелось бы знать, кто тебя научил таким фокусам?
— Жрицы. У них есть целые трактаты об искусстве наслаждения.
— М-да! Я думал, что амазонки только получают его.
— В основном да. Эти трактаты не читают.
— Почему?
— Обычные воины в большинстве своем не грамотны. Они изучают только искусство боя.
— Монах говорил, что тренировать и развивать только тело без духа — все равно что тренировать одну руку. Это будет полбойца. Развивать нужно все гармонично.
— Он очень мудрый, этот твой монах.
— Это их философия. Они бродят по свету без оружия и ведут людей к миру, проповедуя добро.
— И они мужчины?
— Да. Среди этих монахов нет женщин.
— Почему?
— Так повелось, — пожал плечами Паланг и без всякого перехода продолжил: — Завтра мы уйдем отсюда. Я сниму дом. Переоденешься в нормальное платье и станешь взрослым человеком.
— Зачем снимать дом? — удивилась Лин.
— Там не будет любопытных.
— Мы можем уйти в клоаку.
— Для меня это просто. А ты?
— Переодевшись, я тоже стану воином.
— Прекрасно. Значит, уйдем на дно, — решительно произнес Тигр.
— Но там будет трудно выжить.
— Разнесу пару шаек, остальные не полезут. Жить все хотят.
— Ты равнодушен к смерти.
— Когда она живет бок о бок с тобой пятнадцать лет подряд, к ней привыкаешь. — Он замолчал, вернувшись к своим воспоминаниям.
Слушая гулкий стук его могучего сердца, Лин незаметно задремала. Они просыпались несколько раз и набрасывались друг на друга, неистово предаваясь любви. Лин чувствовала, как в ее груди просыпается волна благодарности к этому могучему человеку. Как стихия его страсти захватывает ее целиком и уносит в нескончаемый водоворот. С каждым разом ей было лучше и лучше, казалось, этого уже не может быть, но они сходились, и она поднималась на новые высоты.
Утром она героическим усилием воли заставила себя отпустить его. Покончив с завтраком, они спустились в зал и, несмотря на уговоры хозяина, покинули харчевню. Воин шел по улице, ведя коня в поводу. Рядом, держа его за руку, семенило крохотное создание с огненно-рыжей шевелюрой. Войдя в торговые ряды, воин не спеша осматривал лавки с высоты своего роста. Крикливые торговцы наперебой старались заманить его к своим товарам.