Месть Бела

Дом, в который женщина привела Конана, стоял в конце тихой улочки неподалеку, где отовсюду тянуло сладкими ароматами выпечки. Ни одной вывески на строениях, конечно, не было, но варвар смекнул, что здесь, в основном, обитают пекари.

— Прошу сюда, пять шагов налево и две ступеньки вверх, — сказала женщина, дергая Конана за рукав в направлении одноэтажного небогатого домика без единого, как и все сооружения в городе, окна. — Будь осторожен, умоляю: верхняя ступенька шатается, а притолока невысокая.

Увлекаемый хозяйкой, киммериец поднялся на крыльцо. В предупреждениях женщины смысла не было: каждый бы еще издалека увидел, что верхняя ступенька держится на честном слове, а дверной проем слишком низкий даже для невысокой спутницы Конана... Стоп. Каждый бы увидел? Вот уж нет: только не местные.

А вдруг, подумал северянин, не только жители проклятого городишки, но и все обитатели этого мира — слепые?..

— Хайри! — На пороге появился высокий мускулистый черноволосый абориген в кожаной лоскутной безрукавке на голое тело и свободных полотняных штанах. — Где тебя носит?

— Тише, Савгор, тише. Я привела Бога.

— Да?.. — Лицо горожанина осветила улыбка. Глаза его тоже были зашиты. Странно, но сей факт уже не удивлял и не ужасал Конана: он начал привыкать к этому миру.

Тот, кого назвали Савгором, хлопнул в ладоши, потом вытянул руку и почтительно коснулся груди варвара.

— Наконец-то, Всезнающий Бог! Да благословится в веках имя твое, имя снизошедшего до церемонии причащения отпрыска бедного пекаря...

«О Митра, и эти меня за Бога принимают... — подумал Конан, увлекаемый Савгором внутрь и жалеющий, что не сбежал от женщины еще там, в переулке. — И что теперь делать? Чего они от меня хотят? Кром, помоги мне...»

Просторное помещение без окон, куда привели северянина, было тускло и освещено несколькими факелами, установленными на табуретах вокруг большого обеденного стола. В их колеблющемся свете Конан разглядел более чем скромную обстановку жилища: мебель грубая, некрашеная, стены голые, доски пола, хоть и ошкуренные, но пригнанные друг к другу не аккуратно, без всякого вкуса, разномастные — тисовые, дубовые, сосновые и даже еловые. Скрипучие безбожно на все лады. Чуть в стороне, на сооруженном из четырех лавок импровизированном помосте пустело деревянное кресло. Откровенной нищетой дохнула на киммерийца эта обстановка.

* * *

— Потом лишь я подумал: почему, собственно, нищетой? — сказал варвар внимательно слушающему Симуру. — Ну и что с того, что дом без окон, стены драпировкой не укрыты и никаких прочих украшений нет, одежда у всех, как на рыночном скоморохе? Зачем все это — слепому-то? Пол скрипит разноголосо, точно старая повозка — и хорошо: знаешь, куда ступаешь и с какой стороны к тебе человек подходит... Впрочем, это всего лишь досужие рассуждения. А дальше началось самое страшное.

* * *

Вокруг обеденного стола сгрудились пятеро горожан: две держащиеся особняком пожилые пары в просторных одеждах и невысокий, нервный толстячок в длинном плотном балахоне до пят, сияющий в свете факелов потной лысиной. (Надо ли говорить, что глаза у всех также были незрячи?) При появлении Хайри, Савгора и незнакомца все пятеро одинаково склонили головы набок, прислушиваясь.

В душе Конана вновь холодной скользкой змеей зашевелился ужас: замкнутое полупустое помещение, освещенное лишь неверными отблесками светильников, и — пятеро неподвижных слепцов, чутко прислушивающихся к каждому движению Конана.

«Интересно, — некстати подумал варвар, — а зачем им факелы, коли они слепые? Для меня, что ли, стараются?..»

— Господин Родукар! — опять затараторила Хайри, оставаясь на спиной Конана; зарождающаяся паника в душе киммерийца отступила. — Он пришел! Бог здесь! Я же говорила, что не может такого быть, чтобы наш первенец остался непричащенным!..

Савгор успокаивающе положил руку на ее плечо.

Только сейчас варвар увидел девятого участника этой непонятной встречи: в центре покрытого чистой скатертью стола, в центре колеблющегося круга оранжевого света, совершенно обнаженный, лежал младенец отроду не более недели. Ребенок беспорядочно сучил ногами и руками, весело гукал, пускал пузыри... и с умным видом разглядывал окружающих.

Да: разглядывал. Ребенок был зрячим. Кареглазый малыш смотрел на слепых взрослых.

Конан не успел удивиться этому обстоятельству: лысый в балахоне, которого Хайри назвала Родукаром, повернулся к гостю и нахмурился.