Месть демонов (СИ)

Мысленно ругая себя, что не остался ночевать в корабле, я поспешил на центральную улицу — единственную, что не пустовала в столь поздний час — и, предварительно скрыв свой облик произвольной иллюзией, заскочил в первое попавшееся заведение.

Непривычно громкая, ритмичная и раздражающе однообразная музыка жестоко давила на уши, а громкий смех и развязная болтовня подвыпивших завсегдатаев вызывали пульсирующую боль в висках. Но я все равно остался посреди этого ополоумевшего балагана: все лучше, чем мокнуть под проливным дождем и без конца сопротивляться порывам ветра.

Посетители бросили на меня равнодушные взгляды и тут же вернулись к напиткам и разговорам: должно быть, насквозь промокшие и лохматые люди, врасплох застигнутые стихией, были здесь привычным явлением. Вот если бы я не скрыл себя иллюзией обычного парня, мое появление породило бы ажиотаж: не каждый день в этот кабачок заскакивают галактические лидеры.

Я сел за самый дальний и неосвещенный столик: хоть я и скрыл свое истинное лицо, привлекать внимания все равно не хотелось.

Не успел я скинуть уже изрядно потрепанный и выцветший плащ, впитавший в себя так много дождевых капель, что в пору выжимать, как ко мне резво подскочил официант.

— Что вам будет угодно? — спросил он, заискивающе улыбаясь: должно быть, надеется на чаевые, вот и подлизывается.

— Черный кофе, — угрюмо бросил я, не глядя на официанта: от его насквозь пропитанной фальшью улыбки тошнило.

Я поймал себя на мысли, что в последнее время меня вообще раздражают веселые голоса, улыбки, смех и иные проявления благодушного настроения. Как, в самом деле, можно радоваться, когда все так плохо? Наверное, я им просто завидовал.

На лице официанта мелькнуло удивление: видимо, здесь было принято заказывать только спиртные напитки. Но, поразмыслив секунду, он кивнул и удалился.

Не прошло и минуты, как я уже сидел, сжимая в руках горячую чашку (из-за промокшей насквозь одежды я порядком продрог, и потому пытался хоть как-то согреться), и глядел в окно: разноцветные огни и полуголые девушки ночного заведения меня не привлекали.

Напиток обжигал не столько температурой, сколько горечью, точно так же, как мысли обжигали душу.

Я размышлял о том, что скоро наступит рассвет, я заберу Ричарда из лицея и отвезу к Нике. Ведьма погрузит его в недолгую кому, после которой Рич уже обо мне и не вспомнит. И больше никогда не наберет мой номер, никогда не улыбнется, никогда не будет сидеть, завернувшись в плед, и слушать мои истории.

Он просто уйдет из моей жизни. Навсегда. Как Фригга. И что бы я ни говорил о том, что другого выхода нет, сердце ни в какую не желало мириться с этим. «Я и так уже потерял достаточно близких! — никак не унимался внутренний голос. — Почему теперь я должен потерять еще и ребенка?!»

Да, Рич был последним островком света посреди океана тревог, сомнений и страхов, а теперь и его должны поглотить холодные волны.

«Вот вечно ты жалеешь одного лишь себя, — мелькнула вдруг мысль, пропитанная язвительностью, сарказмом и даже искренним отвращением. Даже Рэй никогда не разговаривал так презрительно. — Бедный-несчастный, всеми покинутый и одинокий — какая трагедия! А попробуй хоть на минуту отбросить самовлюбленность и подумать про Ричарда. Скажешь, спасаешь его от огненных, принося в жертву родительские чувства? А ты хоть раз задумывался, что после этой твоей операции не только ты потеряешь Ричарда, но и Ричард потеряет тебя?»

Осознание этой вполне очевидной истины на какое-то время повергло меня в замешательство. Конечно, я всегда понимал это, но только сейчас отважился признаться в этом себе. Мой поступок сломает ребенку жизнь — отрицать было глупо.

Я собираюсь принудительно сделать с Ричардом то, чего так не хотела для себя Сьюзен — вместе с воспоминаниями забрать у него частичку души, очень важную. И потом, у Ричарда ведь нет никого, кроме меня. Совсем никого. Бесчувственную красноволосую ведьму, на попечение которой я собираюсь оставить сына, в расчет можно не брать.

И каково ему это будет — очнуться и с ужасом осознать, что он — один посреди необъятной вселенной, такой холодной и равнодушной к его проблемам и страхам. Мне, взрослому и видавшему виды человеку, и то больно с этим мириться, а ведь Ричард — совсем еще ребенок, его душа такого не вынесет! Вспомнить хотя бы, как сильно он мучился после смерти Сэма и Кайсы, и я, хоть и с большим опозданием, спас его, доказал, что он не один… чтобы потом безжалостно бросить на космической станции, не оставив после себя ничего, даже воспоминаний.

От таких мыслей подступала тошнота, и чувствовал я себя мерзко: точно жирный зеленый слизень ползает взад-вперед по горлу, обжигая его своим желчным ядом.