Месть для ласточки (СИ)

Тут же все иначе. Тут Алан испытывал именно ту любовь, на которой стоял жирный красный крест. Да, он не знал, что Льюис его сын, не подозревал и не догадывался, но теперь-то он знает, а все равно не прошло. Чувство какого-то черта не умирает, и от этого вдвойне больней. И больно, и страшно, от того омегу трясет, но он не знает даже в какую сторону сделать шаг, не то что выбрать слова или решить, что делать дальше. Он знает, что не должен быть рядом с Льюисом, но фраза: «Убирайся вон», - даже на секунду не приходит в голову.

- Ты не прав.

Руки альфы осторожно опускаются на чужие плечи, легко скользят на спину, смыкаясь в объятиях. Алан дрожит, его сердце бешено стучит, а глаза широко раскрыты. Тело оказывается прижато к груди Льюиса, и омега вспоминает, что тот сильнее, немного выше, что он давно не ребенок.

- Что ты делаешь?

- Ты не прав, - повторяет альфа, - все не так. Я не знал. Я ничего не знал, уж тем более не хотел издеваться над тобой таким образом. Это случилось только осенью. И знаешь, когда мне стало известно, что же произошло с нами, ненависти к родителям, вернее к папе, я не могу испытать. Я был дураком, смотрящим в одну точку и не замечающим, что кругом еще множество путей. Он не был виноват, я могу понять это… но я не могу принять, что он — это ты.

- Что ты несешь? - возмутился омега, попытавшись оттолкнуть Льюиса, но тот не собирался выпускать Алана.

- Ты не папа мне, вот что. Для меня у тебя уже другая роль. Ты уже занял другое место. Ну и что, что родственники — забудь. Я же говорил, что никто и никогда не узнает. Даже если ты забеременеешь, даже если мы решим расписаться… у нас разные имена, разные документы, ни единого намека на связь! Мы — разные люди, не связанные на бумагах ничем.

- И… давно ты решил это? - с комом в горле спросил омега, темные глаза смотрели прямо перед Льюисом, словно запрещая даже малейшую ложь. Алан удивлен, испуган, ошарашен, но не похоже, что считает альфу ненормальным, и это дает надежду.

- Почти сразу, как узнал. Сперва посомневался, но все же пришел к этому выводу. Я не хочу рушить то, что между нами лишь из-за того, что было когда-то в прошлом. Ты — мой омега.

- Нет… - полушепотом произнес омега, снова пытаясь остраниться. Руки настойчивее надавили на плечи альфы, но тот лишь сильнее сомкнул объятия, сжимая до боли, словно в тисках ловушки. - Ты не должен быть как он. И я не хочу быть таким же, как он, - с паникой в голове продолжает Алан, стараясь сильнее. Ногти впиваются в плечи, и от бессилия он уже взаправду ударяет альфу, дергается, пытаясь ослабить хватку, отдалиться, не касаться, но эффект полностью противоположен.

- А мы не такие же, - довольно замечает Льюис, улыбается уголками губ и наклоняется ближе к омеге, что тот на несколько секунд застывает. Этого достаточно, чтоб догадка, заставившая остановиться, воплотилась в жизнь. Губы альфы прикоснулись к нему, язык провел по губам, проникая в приоткрытый рот. Он сделал это, поцеловал своего…

- Стой, хватит… - пальцы омеги вцепились в светлые волосы, на лице остался кровавый след от прокушенной губы альфы, - хватит… - повторил Алан, всхлипывая. Хватка вновь ослабела, руки просто сжимали ткань ворота и дрожали, - хватит… не снова. Я не могу так. Я не такой, как он… Я не должен этого делать…

- Я люблю тебя, - перебивает Льюис, - люблю тебя, Алан. Такого, какой ты есть. И ты тоже меня любишь. Разве это не отвратительно, когда двое любят друг друга, но отказываются быть вместе?

Плечи омеги сотряслись в рыданиях, теперь он заревел по-настоящему, уткнувшись носом в плечо альфы. Он ничего не ответил, но черные волосы вкусно пахли и щекотали нос, а руки опустились. Алан так и остался в сомкнутом кольце рук.

- + - + -

- Снова переписываешься? - хмуро констатировал альфа, наваливая в тарелку хлопьев, от одного вида которых Алана перекосило. За окном кружили птицы, приседая порой на окно, но вскоре снова улетая. Обычное дело весной, когда уже вовсю светит солнце и цветут деревья. Алан первым делом думает именно о деревьях, ведь их под окнами куда больше, нежели цветов, да и макушки цветущих яблонь виднеются как раз под окнами.

- Ага. Кажется, все снова в норме: хорошее настроение и никаких дурацких вопросов. Не то что у тебя.

Алан посмеивается, прикрывая ухмылку чашечкой утреннего кофе, но все слишком очевидно.

Льюис Георга не любит, простить не может, да и вообще не понимает, как Алан так легко общается с ним. Переписывается мгновенными сообщениями, волнуется о его здоровье, интересуется самочувствием и делами, радуясь, что у отца все хорошо. Льюису противно и тошно, и если б Георг был в зоне его досягаемости, то давно бы получил нескромный удар в нос. Конечно, если б не он, самого Льюиса бы не было, но и жизнь Алана сложилась б иначе. Для альфы Георг не отец, а тиран, надругавшийся над своим ребенком. Который какого-то черта сумел все простить…