Месть – это фастфуд

Глава III. Капитан

Я вхожу в кабинет и вижу следователя. Красивый мужчина. Темноволосый, высокий и худощавый, он сидит за письменным столом и что-то печатает на своём ноутбуке. Я смотрю, как его длинные пальцы касаются клавиш. Он печатает десятью пальцами, как кто-то, кто знает машинопись. Он напоминает пианиста из фильмов тридцатых годов. Талантливый, но без гроша в кармане, вынужденный играть в ресторанах, чтобы было чем прокормиться. Я представляю его в одежде тех лет, с причёской того времени перед своим инструментом, взгляд, устремлённый вдаль. Пока его пальцы играют мелодию для развлечения публики, мысли его далеко.

Сколько лет ему может быть? Примерно тридцать, тридцать пять. У него необыкновенное лицо. Красивое и странное. Странное, потому что на нём нет и следа улыбки. Как будто он за всю жизнь ни разу не улыбнулся. Говорят, после тридцати лет человек отвечает за своё лицо. Характер накладывает на него отпечаток. Я не вижу на лице следователя отпечатков улыбок. Либо он никогда не улыбался, либо улыбки были слишком легки, чтобы оставить следы. Он знаком предлагает мне сесть и представляется:

– Следователь капитан Дионизи.

Итальянская фамилия. Он итальянец, как инспектор Ингравалло из романа Гадды.

– Ваши фамилия и имя.

– Лёжель. Илона Лёжель.

– Я должен задать вам несколько вопросов.

– Разумеется.

– Всё, что вы скажете, будет зафиксировано в протоколе и может быть использовано против вас. Это официальный документ, и вы несёте ответственность за свои показания.

– Понимаю.

– Каковы ваши обязанности?

– Я работаю в отделе хранителей. Мы обеспечиваем хранение фонда и обслуживание пользователей библиотеки.

Он печатает, не глядя на клавиши, сосредоточив взгляд на экране.

– Как давно вы работаете в этом отделе?

– Три года.

– Что вы делали раньше?

– То же самое, но в Национальной библиотеке. Там я получила место после конкурса, а потом попросила перевод сюда.

– Каковы ваши иерархические отношения с жертвой?

– Он был начальником нашего отдела.

– Какими были ваши отношения?

– Я не совсем поняла ваш вопрос. Что именно вы хотите знать?

Он переводит взгляд с экрана на меня.

– Он вам нравился как начальник?

– Ну, особо тёплых чувств я к нему не испытывала.

И тут он внезапно улыбается, к чему я совершенно не была готова, и у меня перехватывает дыхание. Не столько от самой улыбки, сколько от того, что в то же самое время он повернул голову к правому плечу, словно хотел спрятать лицо. Словно не хотел, чтобы его видели улыбающимся. Было в этом что-то необыкновенно трогательное.

– Странное дело, – говорит он, – все ваши коллеги, которых я опросил, сказали то же самое слово в слово. Как вы это объясните?

– Что именно? Что никто не испытывал к нему тёплых чувств?

– Он что, был настолько неприятен?

У меня сильное искушение ответить, что удивляться надо не тому, что Яна убили, а тому, что не сделали это гораздо раньше. Но вряд ли капитан оценит сейчас подобную шутку:

– Я думаю, что у каждого из нас был свой повод не любить Яна, что не значит, что мы желали ему смерти.

– У вас, например? Какой повод был у вас?

– У меня?

Я начинаю размышлять. Можно ли объяснить, почему ты кого-то не любишь? Я не любила Яна, но почему? Из-за его скверного характера? Вообще мне в нём ничего не нравилось. Ни внешность, ни нрав. Не говоря о взгляде, смехе или голосе. Может, потому, что говорил он только неприятные вещи. Даже запах его дорогого одеколона казался мне тошнотворным. Волос на голове Яна почти не осталось, и он сбривал остатки, чтобы придать себе брутальности, но это обнажало двойную складку на затылке. И руки у него всегда были потными, и потом эта его привычка вытирать их о штаны. Я избегала трогать книги, прошедшие через его руки. Да и его самого я старалась по возможности избегать. Ни одна женщина с ним долго не оставалась. Я вспомнила, что Милена была полна плохих предчувствий, когда Яна назначили начальником отдела…

Капитан всё это время внимательно на меня смотрит. У него красивые глаза. Такие тёмные, почти чёрные, что, кажется, они поглощают свет. Невозможно связно передать мой поток мыслей. Я кратко обобщаю:

– Потому что он никогда не сомневался в собственной правоте и никогда не думал о других.

Капитан печатает.

– Можете ли вы назвать людей, у которых были особые причины свести с ним счёты?

Мне действительно очень хотелось помочь капитану, так не похожему на мента, но нет, назвать я никого не могу. Разве что перечислить поимённо весь отдел. Следователь спрашивает:

– Причина действительно в начальнике? Может быть, у вас просто нездоровая рабочая атмосфера?

Я уверяю, что атмосфера вполне здоровая.

– Мы старались не придавать большого значения его перегибам власти. Мы их друг другу рассказывали, как анекдоты. То, над чем смеёшься, уже не раздражает.

В глазах капитана виден интерес, когда он фиксирует на экране наш способ сопротивляться авторитаризму начальника отдела.

– Не было ли у него особого конфликта на рабочем месте с кем-то из сотрудников?

– Нет. Он с нами обращался одинаково. Одинаково плохо, но никого особо не выделял.