— Возьми из малины Питона! Даю! Они с паханом все время грызлись почему-то! Тот их менять хотел. Да вишь, самого нет. Пока нового паханом не взяли, пошлю к ним сявку, чтоб возникли. И к тебе направлю. Их шестеро. Бери всех! Лафовые мужики. Фартовали файно. Питон в дело редко ходил. Они его держали.
— Присылай! Коль склеится, магарыч за мной не пропадет! — пообещал Шакал.
— И еще! Коль слово дал Седому, сам не мокри! Из малины Питона пошли на это дело! Там двое, — бывшие мок
рушники, они быстро уберут суку. Но ты убедиться должен, что Седой ожмурен, — глянул на Шакала строго.
— Кому нужна эта игра? Сам загроблю. Мне не надо помогать, — ответил Шакал спокойно.
— И еще! Если что со мной, Задрыгу не дай в обиду кентам! Мала она пока, в силу не вошла! — попросил маэстро Шакал.
Глава 6
Сходка
Мала, да крутая! Так о ней все вякают. Эта в помощи не нуждается! Но буду приглядывать. Не оставлю без глаза и грева! — пообещал Медведь.
— Завтра сход закруглится. Я слиняю Седого достать. Потом — лягавого! Тот мне за ходули кентелем заплатит. Потом к тебе возникну, коль живой останусь. А нет — не поминай лихом! — шагнул к двери.
Кенты Черной совы за это время оглядели все центральные магазины города. И остались недовольны. Не порадовал их Минск. На первый взгляд здесь было все. Но… Истинных ценностей, бросающихся в глаза, западающих в душу и память, не увидели. Дешевые меха, низкосортное золото, плохонькие камешки. В картинной галерее — сплошная абстрактная мазня, ни одной хорошей работы. Все пропахло бедностью, убожеством, плохим вкусом. Такое не только украсть, даром давай — не взяли бы фартовые. И в глубине души сочувствовали местным законникам, какого же им доводится тут канать? Вот уж какого надела не захочешь получить. Тут даже трясти некого, не с кого дань взять. Жалели законники местных воров, известных своей прижимистостью.
Кенты вернулись в хазу за несколько минут до прихода Шакала. Узнали о случившемся. А тут и пахан пришел.
— Так и чуял, что паскуды припрутся! Хотел вякнуть, чтоб не смывались. Да решил, сами никуда не намылитесь. Теперь вот Медведь хочет нам кентов Питона подкинуть в малину. Фартовать.
— Не бери, пахан! Кенты за Питона подлянку замостырят в деле. Из мести. Докажи потом, кто виноват, кто больший дурак — мы или они? Хорошие фартовые часу без паха
на не дышат. Либо из своих, или по малинам расхватают. Что ты сек о той малине? — запротестовал Пижон.
— Немного. Но хренового — не доходило, — сознался Шакал.
— Их слишком много для начала! Вот если бы из разных малин. А эти сфартовались! — говорил Пижон.
— Но не возникли мстить за пахана, как эти мудаки! — указал Шакал на кентов Ехидны. И велел сявкам ночью отделаться от всех троих.
— Не бери, пахан! Сами сфалуем, кого приметим! Держись от прокола. Чужой кент, как чужое перо, всегда подводит в трудный момент! — просил Пижон, но никто из законников его не поддержал.
— Пахан! Я, конечно, не в законе. Но дай и мне вякнуть слово! — не стерпела Капка.
— Трехай! — удивился Шакал такому воспитанному обращению дочери.
— Конечно, чужие — западло!
— Пижон, Хлыщ и Тетя давно ли к нам пришли, а ты их больше других зауважала.
— Пахан, их трое! Ты их пахана не ожмурял! Этих — много! С чем прихиляют, никто сам не расколется.
— Поздно! Я согласился! — отмахнулся пахан. А вечером к нему в хазу постучали кенты Питона.
Им открыл рыхлый, ленивый Тетя. И узнав, кто такие, пропустил в хазу, позвал пахана.
Шакал оглядел законников. Те стояли у порога, не решались пройти. Но вот один — остроносый, верткий кент, глядя в глаза пахану, спросил:
— Иль я не подхожу? Чего нас моришь как сявок у параши? Берешь иль нет?
— А ты куда мылишься? В бега? Иль к шмаре? Иль чинарь в жопе тлеет? — не выдержал Тетя и пошел дожевывать свой пряник, каких в его карманах было полно.
— Я с паханом ботаю! — обиделся остроносый. И Шакал, предложив всем общий разговор, наблюдал за фартовыми Питона. Те во все глаза рассматривали Черную сову, о какой наслушались всяких былей и небылиц от своих — законников.
— Я в малине самый старый! После Питона! Царство ему небесное! Мы с ним в Воркуте скентовались. Слиняли в бега. Зацепили Рыбака в Хабаровске и втроем в дела ходили. Потом на вокзале в Москве заклеили Козу, он ходку оттянул в Сыктывкаре.
— Где? — округлились глаза Шакала. Он еле продохнул. И спросил:
— Где эта Коза?
— Вот я! — вякнуло из-за плеч бородатое — в очках, удивительно похожее на козу.
— Там же зоны бывших сотрудников ментовок! Ты из лягавых?
— Упаси меня Бог! — проблеяло скрипуче.
— Я мента пришиб! Машиной. Враз ожмурил. Меня и всадили к ним, чтоб они из меня душу вышибли. Но меня на лесоповал кинули. Трелевать. Червонец тянул. А потом — в малине. С Питоном — полтора десятка фартовал. В законе седьмой год.
— Потом сфаловали Циркача. Этот — на все руки! — указал остроносый на круглого мужика неопределенного возраста. Тот, открыв в улыбке желтозубый рот, заговорил плавно, гладко, словно скатерть шелковую перед всеми на столе стелил: