Месть фортуны. Дочь пахана

Оставшихся учил всему. Забывчивость наказывал строго.

Он вбивал в память каждого, что коль вошел в дверь, выходи через другую. Никогда не пользуйся одной дверью дважды. Прежде чем войти, остановись, оглядись, прислушайся, не приволок ли кого на хвосте.

Линяя не забывай, что затеряться, смыться от погони проще на многолюдных, городских улицах, а не на пустынной загородной дороге, где менты чувствуют себя паханами.

Ближе к ночи, когда вымотавшаяся «зелень» валилась с ног, Сивуч брал в руки уголовный кодекс и заставлял ребят вникать в суть статей.

— Да не кемарь, кляча! — толкал в бок Задрыгу. Та уже храпела, прислонившись спиной к стене.

— Зачем мне твой кодекс? Я в ходку не влипну! — отмахивалась сонно.

Сивуч незлобно отвешивал затрещину и продолжал:

— Уж если кто из вас попухнет в деле, помните, не только фартовый закон запрещает кентов валить, а и сам Кодекс. Видите, за групповую кражу срок чуть не вдвое больше, чем вору-одиночке. Даже если вместе загребут, отказывайтесь друг от друга, мол, не знакомы, не кентовались, поделыциками не были…

И пацаны запоминали. Их умению, ловкости и сообразительности завидовали молча законники. Понимали, что малины, имеющие таких ребят, живут много спокойнее.

— Ладно, Сивуч, кайфово у тебя канать, да только смываться надо. Лягавые, небось, прокемарились. И теперь шмонают, кто их закупорил? К нам на хазу наведаться могут, Встретить надо. Чтоб там без нас мамзелей не обидели, не увезли к себе. А пристопорить некому…

— Что с меня? — понял Сивуч по-своему пахана малины.

— А ни хрена! Но… Если сыщется у тебя подходящая зелень, какая по случайности без пахана приморится, сделай милость, дай нам знать! Лады? За нами не сгорит. Навар знатный отвалим! — пообещали законники и вскоре ушли от Сивуча, прячась перелеском, пошли в город. Светало. Фартовые не хотели, чтобы даже по случайности кто-нибудь увидел их.

Задрыга, как и ожидала, не избежала наказания. Сивуч, хорошо изучивший девчонку за годы, не дал завалиться в постель, загнал в подвал, где мальчишки с радостным визгом забросали Капитолину землей. Сивуч не разрешил ей вставать раньше вечера.

Фартовый злился, что лучшая ученица попала в милицию. Засыпалась в ювелирном. И что горше всего — сама не смогла уйти. Это ударило по самолюбию. Сивуч не терпел проколов. Капкины неудачи отозвались болью в сердце. Выходит, хреново готовил, коль «зелень» сыпется. Фартовый вздумал заняться с пацанами более жестко.

Когда во дворе стемнело и отмытая, поевшая Капка села напротив, фартовый начал учить девчонку, как быстро отделываться от наседающей толпы.

— Да что ты меня гоняешь? От баб я вмиг отделалась бы. Но там овчарка прикипелась ко мне.

— По переносице надо было долбануть, она у них слабая. Чуть врежешь — клыки в сторону.

— А как успеть, если зенки с меня не сводила?

— Ложный выпад. Быстрый. И хрясь по переносице! На все полсекунды. Овчарки — самые трусливые из псов. Это помните. Любая дворняга — смелей и злее их. У овчарок мозги слабые, память сеют. Потому команды им часто повторяют. Трудно с ними тренерам. Овчарка может, как вшивый сявка, предать, бросить хозяина, а все из-за куска мяса. Голода они не терпят. Потому, сколько ее ни тызди, служит тому, кто кормит и в ком силу чует. Слабого сгрызет. К овчарке не смей жопой поворачиваться. Зенки в зенки. Она взгляда ссыт. Махорки боится как огня. И еще знай, натрешься багульником, особо ходули, овчарка ни за что не возьмет след. Усекла? То-то. Вруби в кентель, никакие мусора, прокуратуры и прочее дерьмо не могут арестовать или сделать обыск без ордера! Ты можешь не впустить их иль послать по фене. Но файнее, если слиняешь вовремя, — учил Сивуч Капку, втай надеясь, что не попадется девчонка в эти лапы.

Задрыга интересовалась всем. Чем старше становилась, тем больше вникала во все тонкости фартовой науки.

Но однажды она проснулась от осторожного условного стука в дверь. Крепко спала. Но ожидание приезда своей малины жило в ней всякий миг. Капка сорвалась с постели. И тут же вылетела в гостиную. Сивуч уже вышел открыть двери. Тихо закрыл их за вошедшим. Тот потоптался в коридоре, пытаясь что-то объяснить хозяину, фартовый провел гостя в дом и, увидев проснувшуюся Задрыгу, нахмурился:

— Уже стремачишь, лярва ⁹Хиляй кемарить! Чего торчишь, как пидер на параше? Отваливай, дай потрехать без твоих лопухов.

Но Капка не ушла… В вошедшем она узнала законника из своей, отцовской малины. Но почему он один? Где остальные? С чего он отворачивается от нее?

Задрыга подошла вплотную:

— Боцман, где пахан? — спросила жестко, коротко, глядя в глаза фартовому. Тот понял, не отвертеться, придется не через Сивуча говорить, а рассказать самой Капке, что случилось.

— Замели наших, кентуха! Подчистую накрыли. Заложила всех паскудная баруха! Лягавым с потрохами выложила, — прошел в гостиную крутя головой.

Капка шла за ним тенью. Ей не верилось в услышанное.

— А что — слинять не могут? Трехай, где они теперь? — охрип голос Капки.