Когда лошадиные копыта зацокали по каменной мостовой, а никто так и не поинтересовался кто же они такие, Ранди решил, что пришло время самому «выйти на свет». Неторопливо подъехав к скучающим стражникам, он попытался проявить максимальную вежливость.
— Эй, бойцы, где у вас тут магистрат находится?
Жуткий акцент и довольно наглое обращение заставили стражу встрепенуться.
— Ты кто такой? Чего хочешь? — Три наконечника копья взлетели в направлении незнакомца.
Ранди был готов к любому повороту, но отреагировал спокойно.
— Я здесь по специальному заданию Великого логофета Варсания Сцинариона. Мне нужен тот, кто у вас тут за главного. — Для убедительности он вытащил из-за пазухи тубус с письмом и потряс им перед направленными на него копьями. — Срочное послание самого Великого логофета!
Копья продолжили целиться в грудь странному посланцу, но в голосе старшего появилась заинтересованность.
— Тогда тебе не к магистрату, сейчас вся власть у прокуратора Трибунала, Ристилия Корбулона.
С Трибуналом Ранди связываться никак не хотелось, и он проявил сомнения.
— Чего так? Куда магистрат подевался?
— А!.. — Десятник махнул рукой. — Кто его знает! Говорят, арестован, а за что, почему, нам не докладывают. — Он еще подумал и, дав знак опустить копья, подозвал одного из своих. — Ты вот что, проводи-ка посланника до Трибунала, а то заплутает еще. — В последнюю фразу он явно вложил двойной смысл и подозрительно покосился на возвышающегося над ним подозрительного всадника.
Двигаясь вслед за спиной провожатого, Ранди всячески уговаривал себя в том, что ему вообще нет никакой разницы кому сдавать принцессу. «Трибунал, магистрат, мне-то что за дело. И там и там с нее пылинки будут сдувать. Она высокородная заложница, тем более под опекой Великого логофета».
Поглядывая на едущую рядом Ильсану, он испытывал странные чувства. С одной стороны, эта девушка бесила его до крайности, а с другой, ему хотелось смотреть на нее, слушать ее голос, ощущать на кончиках пальцев нежность ее кожи. И это было не то плотское желание, что всегда овладевало им, глядя на красивую женщину, а что-то другое, совсем непохожее, никогда ранее им не испытанное. Если бы Ранди знал такое слово как нежность, то с удивлением обнаружил бы, что оно в точности описывает то щемящее чувство, овладевшее его душой. Для грозного, не знающего сомнений воина такой внутренний раздрай был настолько невыносим, что от него не терпелось поскорее избавиться, и он очень надеялся, что вся эта душевная тяжесть пропадет, как только принцесса исчезнет из его жизни.
Прокуратор Трибунала Ристилий Корбулон прочитал только что написанный им текст и сморщился как от зубной боли.
— Не то! Все не то! — Он яростно скомкал лист дорогой бумаги и бросил на пол. — Дерьмо! — Ристилий вскочил и заходил по комнате, бормоча про себя. — Дерьмо! Дерьмо!
Это взрыв злости был продиктован крайне непростой ситуацией. Все дело в том, что три месяца назад он был послан Священной комиссией в Восточную Фесалию для проведения следствия и раскрытия готовящегося заговора. Имелись все основания полагать наличие связи городской верхушки с главным врагом церкви — братством Астарты. Для изобличения скверны прокуратора наделили неограниченными полномочиями, и вот, спустя месяцы бессонных дней и ночей, наконец-то, появился результат. Казалось бы, надо радоваться успеху, но радости Корбулон почему-то не испытывал.
Он остановился посреди кабинета и попытался упорядочить мысли.
— Хорошо, магистрат Нелий в камере, и даже без пыток уже сейчас поет соловьем. Все нити ведут к торговому дому Парастидисов, можно уже сейчас сажать всех, а потом разбираться потихоньку. Но к чему это приведет? — Тонкие пальцы служителя Трибунала стиснули подбородок. — Возьмешь одного банкира, и все остальные тут же побегут из города как крысы. А кто будет платить?
Сомнения прокуратора были понятны, расследования расследованием, а систему никто не отменял. Верховный представитель Трибунала в провинции обязан каждый месяц отправлять в Священную комиссию положенную долю. Сумма была озвучена при назначении, и уменьши ее хоть на медный обол, тут же последует высочайшее недовольство — не справляешься, найдем того, кто справится. А желающих занять хлебное место было хоть отбавляй.