Опасаться вроде бы было некого, но тем не менее, сотник остановил отряд. Объяснять свои дурные предчувствия, он не собирался даже самому себе, тем более кому-то другому. Поворот впереди был «слепой», а в таких случаях, как учил жизненный опыт, не стоит полагаться на судьбу. Капризы ее непредсказуемы, а юмор непонятен.
Спрыгнув с лошади, он поднял взгляд на едущего следом Сороку.
— Ждать здесь, я скоро вернусь.
Сказав, он отдал ему поводья и полез напрямик через лес к другой стороне скалы. Сразу же заныли еще не затянувшиеся раны, и венд заворчал на самого себя: «Ну чего ты дуешь на воду, кого здесь можно встретить⁈ Чем раны бередить, лучше бы Сороку вперед послал разведать».
Бурчал он больше для порядка, поскольку прекрасно понимал, посылать сторожу́ по тропе бессмысленно, если уж она напорется на неизвестного врага, то и всем остальным деваться будет некуда. Тропа то одна, если засветиться, то спрятаться уже будет невозможно.
Сосновый лес по склону горы был довольно плотный, заваленный понизу упавшим сухостоем. С первых же шагов, стало понятно — с лошадьми сквозь него точно не продраться. Даже пешему идти было тяжело, сгнившие стволы опасно трещали под ногами, а цепкие ветки кустарника так и норовили полоснуть по глазам.
Подъем через лес занял больше времени, чем он ожидал, и сотник взобрался на скалу уже изрядно вспотевшим. Утерев пот, он взглянул на тянущуюся вверх каменную полоску между лесом и пропастью — никого. И тем не менее, что-то мешало ему спокойно развернуться назад. Подождав еще пару мгновений, Лава прислушался, а затем настороженно втянул носом воздух. Сначала появился запах. Странный запах какого-то южного масленичного дерева, а потом его волчий слух уловил еле слышный цокот копыт.
— Кто бы это ни был, — прикинул венд, — рисковать нам не с руки. Не тот случай!
В два прыжка слетев со своего наблюдательного пункта, он поспешил вниз по уже проторенной тропе. Вниз пошло легче, и Лава преодолел тот же путь вдвое быстрее.
Одоар со своими фаргами уже спешились, соседство с пропастью держало их в напряжении, а такого безграничного доверия к лошадям, как степняки, они не испытывали. Джэбэ и Турслан со своими, наоборот, расслабленно сутулились в седле, бравируя друг перед другом своим бесстрашием. Те и другие уже заждались и с напряженным вниманием уставились на появившегося командира, а тот, молча махнув в сторону леса, забрал из рук Сороки поводья Бешеного и повел его в чащу.
Фарги и венды, не задумываясь, двинулись следом, а степняки, выждав мгновение, словно бы в надежде «а вдруг передумают», тоже поскакивали на землю и потащили своих лошадок в лес.
Забравшись поглубже, так, чтобы их точно не было видно с карниза, Лава остановился, и к нему тут же поспешили десятники.
Одоар спросил первым:
— Кто?..
Посмотрев на всех троих, Лава пожал плечами.
— Пока не знаю, но скоро увидим.
Джэбэ промолчал, а вот Турслан позволил себе проявить удивление:
— Эта земля уже под империей, чего ты опасаешься?
Лава неопределенно хмыкнул.
— Я же сказал, посмотрим. — Он оглядел собравшихся вокруг бойцов, и скомандовал почти шепотом. — Замаскируйте лошадей и сидите тихо. Чтобы ни звука!
Вокруг все понимающе кивнули, а взгляд венда нашел Джэбэ.
— А мы с тобой, князь, пойдем посмотрим — кто это здесь бродит в такое время.
Не дожидаясь степняка, Лава зашагал обратно к скале, и азарянин поспешил следом.
Поднялись они вовремя. В щель между камнями была хорошо видна вытянувшаяся цепочка всадников. Те ехали молча, осторожно приближаясь к закрытому повороту, словно опасаясь столкнуться с неизвестным.
Джэбэ не удержался от вопроса.
— Кто это? На сардов вроде бы не похожи, но и не имперцы, точно.
Лава уже узнал эту характерную пластинчатую бронь и круглые, с шишаками шлемы. Сомнений в том, чьи это воины, у него не было, к тому же, он вспомнил запах. Масло сандалового дерева, без него иберийская знать не могла и дня прожить.
Венд прикрыл глаза, втягивая запах, и в памяти вдруг всплыла далекая юность. Первая война на императорской службе. Где-то там позади железные легионы громят армию султана, а он, тогда еще совсем молодой, в составе имперской кавалерийской схолы преследует уходящих иберов. Песок хрустит под копытами, горячий ветер пустыни жжет лицо, и вдруг, слева, на вершине бархана, вырастает длинная цепочка всадников в таких же остроконечных шлемах, как и у преследуемых.
— Засада! — Осаживая коня, орет комит. Теряя скорость, схола разворачивается навстречу новому врагу. Сшибка! Мелькают сверкающие на солнце клинки. Враг кругом! Упал сраженный комит, один за другим валятся из седла товарищи. Сзади навалились те, кто заманил их в ловушку. Удар в голову пришел неизвестно откуда, померкло в глазах, и в лицо ударил жар раскаленного песка.
Потом был плен, невольничий рынок, побег. Много чего было, но запах сандала остался в памяти навсегда, как и урок, который тоже никогда не забывался.
Он осторожно повернулся к князю и прошептал:
— Иберийцы. Гвардия султана.
— Кто? — Степной князь был не силен, ни в грамоте, ни в географии.