Вслед за Озмуном пошли почти все, даже сторонники Кольдина. Сейчас рядом с ним осталось стоять не больше десятка, но и те пребывали в крайней степени неуверенности. Чувствуя, что еще мгновение промедления, и он останется в одиночестве, Кольдин спохватился. Шагнув вперед, он нарочито обреченно развел руками.
— Ну, коли общество так решило, то значит, так тому и быть.
Двинувшись в сторону Ольгерда, он всем своим видом демонстрировал — я вас предупреждал, так что потом на себя пеняйте.
Остановившись перед конунгом, Кольдин вытащил меч и, держа его на ладонях, протянул Ольгерду.
— Всегда и везде, мой меч — твой меч, моя жизнь — твоя жизнь!
Понимая, что подставился, он попытался сгладить неприятный момент излишней торжественностью, но Ольгерд не купился. Нагнувшись к самому уху старшины, он прошептал тихо, но очень отчетливо:
— Еще раз выкинешь хоть что-то подобное, не прощу.
— Сколько? — Ольгерд с ожиданием взглянул на появившегося в проеме шатра Фарлана, и тот, зная что разочарует своего воспитанника, мрачно пробурчал:
— Двенадцать. — Неприкрытое разочарование, появившееся на лице Ольгерда, заставило его смягчить неприятную новость. — Пока. Пока идти с нами вызвалось только двенадцать вендов, но время до утра еще есть. Может еще подойдут.
Ольгерд нервно закусил губу.
— Думаешь?
Не привыкший врать Фарлан поморщился, но все же сказал правду.
— Нет. Думаю, никто больше не придет. — Вопросительный взгляд Ольгерда требовал пояснения, и он добавил: — Мы с тобой оба были на совете и реакцию Остроя и прочих видели. Да они рогом упрутся, дабы желающих пойти с нами набралось как можно меньше.
Нахмурившись, Ольгерд молча поднялся и, лишь шагнув к выходу, задумчиво произнес:
— Ладно, пойдем посмотрим на тех, кто пришел. — При всем своем внешнем спокойствии и уверенности, сейчас он был более чем разочарован. На вендов он возлагал определенные надежды, поскольку не понаслышке знал, как сложно бороться в лесу с противником, избегающим прямого столкновения. Еще слишком свежи были воспоминания об отравленной стреле, чуть не отправившей Фарлана на тот свет. К тому же, очень уж не хотелось повторить ошибку своего деда, не оценившего опасности бьющих из засады лучников. Сотня, а лучше две, подвижных вендских стрелков могла бы полностью снять эту проблему, и он очень рассчитывал, что уж такое-то количество охотников в городе наберется.
Юный конунг молча прошел мимо посторонившегося Фарлана, и тот, так же, не говоря ни слова, двинулся за ним следом.
Ватага вендских добровольцев стояла шагах в двадцати от шатра. Все молодые, не больше двадцати, и с одного взгляда было понятно, что пришли они не по одному, а уже сплоченной командой. Ольгерд провел глазами по лицам вендов, сразу же выделив старшего. Это было нетрудно, он единственный, кто смотрел на конунга рокси с независимым и даже каким-то вызывающим видом.
Оценив добротный кожаный панцирь вендского вожака, его короткий меч и железные наконечники стрел, Ольгерд успел подумать, что пришедшие парни еще слишком молоды, чтобы добыть себе такую богатую по вендским меркам справу. Скорее, получили из родительских запасов, а значит, здесь они с одобрения весьма небедных семей. И выходит, не вся старшина в городе согласна с Остроем и Торваном.
Подойдя, Ольгерд подал венду руку как равному.
— Рад видеть тебя с нами. Как звать?
— Ингри. — Парень с нескрываемым облегчением пожал протянутую ладонь. Его нервозность была заметна и даже понятна. Сынок родовитых родителей очень опасался пренебрежительного отношения со стороны рокси, и видимо, до сих пор не принял для себя окончательного решения, как он будет на него реагировать.
Рукопожатие вызвало гул вендского одобрения, а Ольгерд, со значением обведя взглядом немногочисленную ватагу, сыронизировал.
— Вижу, не больно-то торопятся венды на помощь своим братьям.
Не понявший иронии, Ингри искренне удивился неосведомленности рокси.
— Так многие может и пошли бы, да ведь старшие не пущают.
— А тебе, стало быть, старшие не указ? — По-доброму усмехнулся Ольгерд, и получил удививший его ответ.
— А мне никто не указ, даже мой отец, Торван Куница. Я сам по себе и сам выбираю себе друзей. — Довольный своим ответом, он обернулся назад, призывая в свидетели тех, кого он только что назвал своими друзьями.
Ольгерд многозначительно переглянулся с Фарланом, и тот и другой о сыне посадника слышали впервые. Это могло значить только одно — паренек стоящий перед ними, скорее всего, бастард. Ингри этого взгляда не заметил, да и Ольгерду прояснять сейчас этот вопрос не было никакого резона, его больше волновало другое.
— Так что же, твой отец против меня имеет? Зачем людей своих отговаривает?
Ингри пожал плечами.
— Не знаю, мне он своих мыслей не рассказывает. Да и молчит он больше, в этом деле скорее Острой со своими подпевалами за главного. — Парень замолчал, подумав говорить или нет, но все же добавил: — Он и сейчас, вон там, на площади посадских стращает. Мы, когда проходили мимо, слышали.