Острой с ненавистью посмотрел на Фарлана, а тот ответил ему довольной усмешкой. И тот и другой знали — чтобы не сказал сейчас Острой, ничего кроме споров и недовольства это не вызовет. Да и нет у того полномочий чужое добро раздавать.
Не давая старшине собраться с мыслями, Фарлан повысил голос.
— Вижу, не можешь! Так чего же ты тогда отговариваешь храбрецов пойти с рокси? Что худого случится⁈ — Фарлан вновь повернулся к народу и недоумевающе развел руками. — Вот не пойму я, убей меня бог! Остановят тонгров — слава Перу Многорукому, не остановят, так хоть с добычей вернутся — будет на что прокормиться голодной зимой.
Толпа, как единый организм, некоторое время переваривала слова Фарлана, медленно переходя от жарких споров про дележку к новому смыслу. Этот смысл, дошедший, наконец, до разума каждого, отозвался сначала одиночным криком.
— А чего! Действительно, пусть идет, кто хочет! Может и выйдет чего, рокси — они везучие!
А потом тут же понеслось со всех сторон.
— Остановить не остановят, но всяк, врагов перебьют немало!
— Пусть идут, неча охотников держать! Каждый пусть сам решает!
— Вольному венду старшина не указ! Пусть Острой своих баб строит да держит!
По плотным рядам полился дружный хохот, а на скулах Остроя заиграли от бешенства желваки. Он бросил на Фарлана еще один переполненный ненавистью взгляд и заорал на толпу.
— Вы что, олухи, городите⁈ Кто вам не указ⁈ Еще в ногах будете валяться и о милости просить!
Эта несдержанность упала последней каплей на чашу весов, и настрой собравшегося народа мгновенно изменился. В разгневанной толпе проснулся злой, жадный до крови монстр.
— Вот как ты заговорил, Острой! — Обступившие со всех сторон люди, угрожающе надвинулись на старшину. В руках появились колья и дубины, а откуда-то из глубины раздался яростный вопль. — Кровосос! За нашей спиной решил схорониться!
Доброхоты и подручные Остроя, выстроившись перед вожаком, вытащили спрятанные под рубахами ножи, но заведенный народ было уже не остановить. Заледенели сведенные от ярости скулы, побелевшие пальцы стиснули зажатые колья. Казалось еще миг и забурлит кровавой мясорубкой бессмысленная резня, но в этот момент над толпой раздался разудалый, заливистый свист. Головы непроизвольно повернулись на звук, и голос Фарлана спокойный и насмешливый одновременно окатил людей как ушат холодной воды.
— Эй, народ, побереги удаль молодецкую! У вас враг на пороге, успеете еще кровушку свою пролить!
Глава 27
Весна 122 года от первого явления Огнерожденного Митры первосвятителю Иллирию.
Туринская империя.
Царский город.
Кутаясь в шерстяной плащ, Великий магистр братства Астарты торопливо шагал по вымощенной брусчаткой мостовой, и в вечерней тишине каждый его шаг отдавался эхом в настороженной тишине, застывшей над городом. Узкая улочка, петляя в тисках возвышающихся по сторонам домов, вела его вверх, к центру Царского города. Остро пахло гарью недавних пожарищ и смрадом еще неубранных тел. Отбросив капюшон, Эрторий провел взглядом по окнам с наглухо закрытыми ставнями и почти явственно ощутил спрятанный за ними человеческий страх. Столица великой империи жила ощущением катастрофы и грядущих еще более худших бедствий.
Не останавливаясь, магистр мрачно нахмурил брови и свернул в темный проулок, ведущий к дворцовой площади. В наступающем вечернем полумраке зажатое между высокими заборами пространство едва просматривалось, и повернув за угол, Эрторий едва не столкнулся со стоящим на перекрестке патрулем. Старший, голый по пояс варвар прошерстил появившегося прохожего взглядом и, не найдя ничего подозрительного, показал пальцем на темнеющее небо, мол давай поторапливайся, до заката осталось недолго.
Эрторий знал о введенном Акцинием запрете на любое перемещение в ночное время, и это, вместе с наличием патруля в таком, казалось бы, неприметном месте, лишь утверждало его уверенность в правильности выбора вожака восстания.
— Хоть что-то. — Проворчал про себя Данациус, вспоминая неожиданную осечку с Зарой. Этот провал грыз ему душу с остервенением голодного пса. Лучшая ученица, его гордость и одна из лучших исполнительниц. Послушница, в которую он вложил столько сил и питал такие надежды, обманула все его ожидания. А что еще хуже, своим своеволием она подвергла опасности весь почти идеально выверенный план. Все последние дни он ломал голову над построением новой стратегии с учетом неизбежности скорого появления железных легионов у стен столицы. Абсолютного решения пока не находилось, и он пытался успокаивать себя тем, что время еще есть и что иберийская гвардия сколько-нибудь да удержит перевал.
Качая головой, Эрторий уже в который раз мысленно повторял одну и ту же мысль: «Эту отсрочку я обязан использовать по максимуму и хотя бы решить проблему с Феодорой. Кровь из носу, а до подхода армии надо взять под контроль всю столицу».
Ворча, он прошел мимо заставы, а варвар, наградив незнакомца еще одним подозрительным взглядом, повернулся к своим бойцам, демонстрируя чудовищные шрамы, исполосовавшие всю спину.