Месть из прошлого

Полковник погиб на фронте, друга-поэта расстреляли еще в 17 ом, кузина сгорела от испанки, а мои родители пропали – просто в один день ушли и никогда больше не вернулись домой.

Почему, почему мы не родились на двадцать, десять, пять лет раньше? Вместо страха, потерь и разлуки у нас были бы первые тайные от родных свидания осенними сумерками у потемневшей Невы. И страстные поцелуи в прихожей около наваленных на вешалки шуб, после официально объявленной помолвки, когда все делают вид, что ничего не видят и не слышат, но обмениваются едва заметными улыбками, а прислуга таинственно шепчется на кухне о «женихе». И венчание в переполненной, нарядной, полной цветов и девичьих голосов церкви. И шумные семейные вечера на Рождество, и сусально-весенняя Пасха. И поездки в скалистую, знойную от солнца и праздничной толпы Ялту. И именины наших любимых, так и не родившихся детей.

Я спрашивала себя в тот зловещий 19 ый год и спрашиваю себя сегодня: кому и зачем понадобилось переворачивать устои нашей жизни, такие правильные, такие имеющие смысл, когда женщины умели быть нежными и верными, а мужчины – галантными и надежными? Когда пьяные от власти мерзавцы и недоучки не издевались над русской страной, ее культурой и православной верой народа?

Ну почему, почему нам не дано право выбирать времена, в которых мы живем?

…Я лежала в жарких объятиях Алексея, а он повторял вновь и вновь:

– Обещай мне, что уедешь, – и так же, опять и опять, шептала ему в ответ:

– Только с тобой.

Мы так пытались выжить в хаосе ужаса, называвшегося Революцией, Свободой и чем там еще?! Два потерявшихся ребенка, которых выдернули из привычной среды, но для которых не нашлось места в новой стране обитания, мы жались друг к другу в надежде обрести уверенность в завтрашнем дне, гнали от себя мысли об обреченности надежд, но все равно были счастливы своей любовью…

Наша жизнь закончилась хамским стуком в дверь серым промозглым днем, на которые так щедр зимний Петербург.

За несколько месяцев до того страшного дня мы получили известие, что августейшая фамилия была зверски убита. Вместе с больным подростком-цесаревичем.

– Это начало конца, – прошептал Алексей, сидя в прихожей в мокрой шинели. – Брат государя, великий князь Михаил Александрович Романов тоже убит. Княгиня Елизавета Федоровна и великий князь Игорь Константинович сброшены в шахту. Живыми…

Я замерла от ужаса.

– Перед самым концом она громко сказала: «Господи, прости им, не ведают, что творят». – Алеша поднял на меня измученные глаза, полные слез. – Лиза! И девочек, сестер цесаревича, тоже убили… Штыками кололи потерявших сознание…

У меня в горле стоял ком, который я силилась, но никак не могла проглотить. Господи, где же христианские заповеди? Не убий, не укради… Они канули в Лету под винтовками пьяных садистов.

Дальнейшие события слились в один безумный кошмар. Алешу забрали в ЧК, а через неделю за мной, почти обезумевшей от горя, приехал папин воспитанник и сказал, что именем революции я арестована.

Я знала другого Юзика с детских лет, но того щупленького простого паренька, который грубо тащил меня к заплеванному грузовику и бросил на грязную скамейку, никогда не видела раньше.

Не помню, как оказалась в темной комнате. Юзик сидел напротив, а рядом с ним стоял еще один большевик или солдат, и меня тошнило от отвратного запаха немытых ног. У него были нечистые руки и прыщавое лицо. Я теряла сознание от ужаса происходящего. Что они сделают со мной?

Очнулась только тогда, когда в комнату втолкнули худого, измученного офицера, в котором я узнала своего Алексея, избитого, похудевшего…

Юзик взмахнул рукой, и надзиратели не спеша покинули комнату. Мы остались втроем. Я смотрела на разбитое в кровь лицо Алексея, и сердце мое рыдало.

Русские офицеры, Георгиевкие кавалеры.

Вы умирали «За царя! За Отечество!»

Несчастные! Вас били в подвалах революционные наркоманы, вас выгнали из истории, опорочили, забыли неблагодарные потомки!

– Если не отдашь, что прошу отдать твоего жениха по-хорошему, пока по-хорошему, замучаю, – дыхнул Юзик в лицо гнилью нечищеных зубов.

Я похолодела. Господи, кто этот человек? Иуда, назвала его мамочка.

– Юзя, забирай все, что хочешь. Но квартиру несколько раз грабили, то есть проводили обыски, многие вещи из коллекции папы пропали…

– Знаю об обысках.

– Юзя, скажи, что ты ищешь?

Раздался дикий женский вопль, и я потеряла от страха голос. Вопль не утихал, он набирал силу, как будто не человек кричал, а его душа. Я закрыла уши руками, но Юзик подскочил ко мне, стал отрывать руки.

– Ты так же завопишь, если и дальше будешь играть в молчанку! Молчишь? Не знаешь? Ну, ладно…