Месть Казановы

— Три дня назад на водолазной станции нашли останки Лены Лейбман. Труп мумифицировался. Ее опознали по вещам, но все равно ждем окончательной экспертизы, — коротко рассказал он.

Анна опустилась на скамейку и прошептала:

— Ужас… Хочу заплакать, а слезу не текут…

— Поедемте куда-нибудь, чего во дворе сидеть, — предложил Николай. — Заодно и поговорим.

Ресторан, куда их привезла Анна, располагался у главного входа в городской парк. Стол выбрали у окна, и Николай сразу же пригласил официанта:

— Для начала принеси бутылку красного вина.

Официант ушел, и Анна, не дожидаясь вопросов, заговорила:

— Бедная Ленка. Ту ночь я помню, словно это было вчера. После танцев мы пошли на пляж, человек двадцать, не меньше. Разожгли костер, было шумно, орал магнитофон. Все танцуют, а я смотрю: наверху у ротонды стоит Ленка. Я ей рукой машу, а она не подходит. Тогда я бегом по лестнице к ротонде, но она как будто сквозь землю провалилась. Меня до сих пор мучает совесть. Если бы я тогда задержала ее, если бы подошла раньше…

— Брось. — Николай разлил вино по бокалам. — Ты не виновата. Это — судьба.

— Ее убили? — спросила Анна.

— Задушили ремнем от сумки.

— Она всегда любила такие, чтобы носить на плече.

— Давайте выпьем за упокой души вашей подруги. — Он поднял бокал. — Проведут вскрытие, закончатся экспертизы, тело предадут земле, и ее душа успокоится.

Они выпили, и Николай обратился к Анне:

— Что-нибудь еще можешь вспомнить?

— Больше, пожалуй, нечего, — покачала головой она.

— Важна любая деталь. Может, там, у ротонды, рядом с Леной кто-то стоял? Или другие ребята что-нибудь видели? Ведь вас было много.

— Одного не могу понять! — воскликнула Анна. — Куда она могла так быстро исчезнуть? Если бы ушла или убежала, я бы ее заметила на аллее.

— Ну да, — озадаченно хмыкнул Николай. — До водолазной станции — два километра. Машина по аллее не проедет — слишком узка.

— А я не понимаю, почему ее сразу не обнаружили, — вмешалась Софья. — Весь город перевернули вверх дном, а водолазную станцию не проверили.

— Проверили… — нехотя проговорил Николай. — Оперативник, который осматривал водолазную станцию, признался, что на чердак только заглянул. А труп лежал между балками, его, если не влезть на чердак, никак не заметишь. — Он снова разлил вино и поднял бокал: — Теперь давайте выпьем за встречу. Жаль, что при таких нерадостных обстоятельствах…

Официант принес их заказ, и за едой, словно условившись, все трое говорили только на отвлеченные темы.

— Где работаешь? — поинтересовалась Софья у Анны.

— Преподаю историю в нашей школе.

— Под началом у Соколова?

— Он — наш директор.

— Как мама? Еще работает?

— Теперь — в художественной школе.

Софья улыбнулась:

— Помню, как после школы мы рисовали у вас дома, и Марта Самуиловна учила нас смешивать краски.

— Она хотела бы повидаться с тобой.

— Как-нибудь зайду.

— У нас осталась Ленкина папка с рисунками. Хорошо бы передать ее матери.

— А почему раньше не передали? — насторожилась Софья.

— Не было случая, к тому же я плохо знаю Викторию Ильиничну.

— А я слишком хорошо. Поэтому не пойду. Но папку Ленкину заберу.

— Хотелось бы и мне в нее заглянуть, — вступил в их диалог Николай.

— Завтра принесу папку в школу, Сонька заберет, — пообещала Анна и вдруг сдавленно прошептала: — Смотрите, кто здесь…

В ресторан вошел седой коренастый старик в сопровождении двух крупногабаритных охранников. Вокруг него сразу сгрудились официанты. Софья его узнала — это был дед Лены.

Николай проронил:

— Лейбман.

— Что-то он плохо выглядит, — заметила Анна.

— Третий день пьет, отходит от опознания. Любой на его месте… — Он не договорил последнюю фразу, когда к нему подошел официант:

— Илья Ефимович просит подойти к его столику.

— Понял. — Николай встал и пошел к Лейбману.

— Интересно, чего он хочет? — задумчиво проговорила Анна.

— Боюсь, он узнал меня.

— Тогда готовься. Сейчас тебя выведут отсюда под белы рученьки.

— Пусть только попробуют, — мрачно пообещала Софья.

— На нем просто лица нет. Представляю, как ему плохо.

— Мне двадцать лет назад было не легче. И я никогда не прощу ему того, что он сделал с нашей семьей.

— Мы — христиане… — глубокомысленно и пьяно проронила Анна. — Должны прощать.

— Кто должен, тот пусть и прощает. А я не прощу.

Когда Николай вернулся, Анна поинтересовалась:

— Чего ему нужно?

— Просил, чтобы я форсировал расследование. Денег пообещал.

— Значит, он меня не узнал? — в голосе Софьи послышалось облегчение.

Николай покачал головой:

— Нет, не узнал.

День третий

Наверное, они слишком много выпили в ресторане и чересчур поздно разошлись. Наутро Софья чувствовала себя совершенно разбитой. Такой образ жизни был определенно не для нее.

В комнату заглянула тетя Маша:

— Просыпайся, Соня-засоня. Кашу тебе сварила.

Софья встала и, как была, в ночной рубашке, зашаркала на кухню. Усевшись за стол, она взяла ложку:

— Как в детстве: какао и молочная каша.

— Во сколько ты вчера вернулась домой? — Тетя Маша села рядом и, подперев кулачком щеку, посмотрела на нее.

— Около часа ночи. Теперь — как разбитое корыто. Такие загулы мне не по возрасту.