Месть Казановы

— Не все же тебе работать, нужно и отдыхать, — заметила тетя Маша и, как бы между прочим, спросила: — Николая, часом, не видела?

— Встретились.

— Говорили?

— Больше по делу.

— Что-нибудь случилось?

— На заброшенной водолазной станции нашли останки Лены Лейбман.

— Господи, спаси и сохрани! Значит, не утонула?

— Ее убили. Коля приходил, чтобы поговорить об этом. Он расследует дело.

— А я-то грешным делом понадеялась… — пригорюнилась тетя Маша. — Хорошим бы он был мужем тебе, Сонечка.

Софья недовольно скривилась:

— Сама во всем виновата. Уехала, бросила его. Все как-то кувырком.

— Ни в чем ты не виновата! — прикрикнула на нее тетя Маша. — Не возводи на себя напраслину. Никто вам не мешает пожениться сейчас. Он — холостой. Ты — не замужем.

— Поздно, тетя Маша, — вздохнула Софья. — Мы — другие, и все вокруг изменилось.

— Ой-ой-ой! У меня даже давление подскочило. Кто ж тебе такое сказал?

— Поэт… — Софья прочитала на память:

По несчастью или к счастью,
Истина проста:
Никогда не возвращайся
В прежние места.
Даже если пепелище
Выглядит вполне,
Не найти того, что ищем,
Ни тебе, ни мне[12]

.

— Не слушай ты их! Посади Николая перед собой и все ему объясни: так, мол, и так…

— Поздно. Повсюду одни пепелища.

— Ешь кашу, остынет, — сказала тетя Маша и спросила: — Куда сегодня пойдешь?

— В школу к Аньке. Посмотрю, как она учительствует.

В последний раз в своей школе Софья побывала перед отъездом в Москву. Теперь школа стала гимназией, но в ней ничего не изменилось: в коридорах по-прежнему было чисто и пахло столовской едой.

Анну Софья нашла в кабинете истории на третьем этаже, где она сидела за учительским столом и отчитывала расхристанного мальчишку:

— Начало года, а ты уже отличился. Еще раз такое повторится — без родителей в школу не пущу. Ты понял меня?

— Понял. — Мальчишка кивнул опущенной головой.

— Теперь можешь идти. И не беги по коридору! Спокойно иди! У Павла Алексеевича сегодня шестой урок!

Мальчишка вышел за дверь, и было слышно, как он побежал по коридору.

— Вот паршивец! — нахмурилась Анна. — Хоть кол на голове теши, ему все равно.

Софья прошлась по пустынному классу и уселась напротив подруги.

— Мы были точно такими. Разве не так?

— Мы были еще хуже. — Анна достала из сумки папку и положила на стол. — Вот! Забирай.

— Помню… — Анна провела рукой по картонной крышке. — У меня была такая же.

— И у меня.

— После уроков мы Ленкой шли к вам домой, рисовали, а папки оставляли в комнате у Марты Самуиловны.

— Она частенько перебирает наши рисунки. Говорит, что у всех были способности. — Анна собрала со стола учебники, взяла стопку тетрадей и сложила в портфель. — Я закончила. Идем в учительскую, отнесем классный журнал. — Они вышли из класса, и Анна заперла дверь. — На завтра ничего не планируй, мать приглашает на чай.

Тем временем прозвенел звонок, и в коридоры хлынули толпы учеников. Начались беготня и галдеж. К учительской они едва пробрались.

У дверей им встретился Соколов.

— Все-таки пришла! — воскликнул он, обращаясь к Софье.

Она кивнула на Анну:

— К подруге. Ну, и вообще…

— Как прошел день? — Соколов повернулся к Анне. — С Зубанем разобрались?

— Предупредила: еще одна выходка, и я вызову родителей.

— Увы, это напрасный труд. Его родители нам не помощники. Пьют. Я с ними знаком. Придется вам, Анна Валерьевна, справляться самостоятельно. В крайнем случае подключайте меня. — Он перевел взгляд на Софью: — Как отдыхается?

— Хорошо.

— Не слышу энтузиазма.

— Помните Лену Лейбман?

— Внучку Ильи Ефимовича? Конечно, помню. Я преподавал у вас географию.

— На водолазной станции нашли ее тело.

— Слышал… — сказал Павел Алексеевич и посмурнел. — Хорошая была девочка, и какой горький итог! Я все же надеялся, что она жива.

— В последний раз Лену видели на пляже, поэтому решили, что она утонула.

— Помню, помню… Тем летом поднялась такая шумиха. — Соколов горестно покачал головой. — Ну, что же… Надеюсь, этого мерзавца найдут.

— Кого, простите? — не расслышала Софья.

— Я говорю: надеюсь, что убийцу найдут. — Соколов открыл дверь учительской. — Сейчас вынужден откланяться, много работы.

Анна унесла классный журнал, они вышли из школы и продолжили разговор на улице.

— Смотрю на Павла Алексеевича и удивляюсь. Таким красавчиком был в молодости, и такой обыкновенный сейчас, — проговорила Софья. — Когда-то мы все были в него влюблены.

— А по мне, так он и сейчас красив. И между прочим, его обожают дети. Соколов — наше все, в прошлом году ему присвоили звание заслуженного учителя.

— Кто еще из наших учителей остался работать в школе?

— Пожалуй, больше никто. — Помолчав, Анна продолжила: — Забыла тебе сказать…

— Что еще?

— Я узнала, что Ленкина мать резала вены.

— Из-за того, что дочь пропала?

— Еще до этого.

— Из-за Рылькова, что ли? — догадалась Софья.

— Рассказывают, что он в ее больничной палате в присутствии Лейбмана на коленях стоял.

— Прощение вымаливал?

— Вроде того.

— Рыльков всегда был кобелем, — заметила Софья. — Меня это нисколько не удивляет.