Месть княгини Софьи

Мальчишки, что всего пять лет назад беззаботно катались здесь на санках и рогожах, кусках ковров и просто на седалище, – ныне подросли и стали солидной великокняжеской свитой; князьями и боярами, сотниками и воеводами, сокольничими, конюшими и кравчими. Стали знатью… Но при всем том – остались все теми же мальчишками, веселыми и беззаботными. Семнадцать, восемнадцать – даже двадцать лет! Минувшие годы научили их лишь малому – не кататься на рогоже и на собственной заднице, ибо несолидно сопровождать веселье накрытым возле горки столом, уставленным кубками, винными кувшинами, блюдами с ветчиной и сластями, медом и ревенем.

Иные из сих витязей стали солидными женатыми мужами, иные именитыми боярами, иные даже солидными дьяками, но изменило сие токмо одно: теперь вместе с мальчишками катались и юные, румяные девицы, вместе с супругами наслаждаясь скоростью, весельем и вином. Ведь счастье знатного происхождения заключается в том, что замужней даме не надобно сразу из-под венца браться за ухваты, кадки и горшки. Для сего существовала дворня. Равно как и делами хозяйственными, земельными, денежными занималось многоопытное старшее поколение. И чаще всего делиться заботами особо не спешило.

Вот и в Кремле отчеты старшин и наместников, доклады приказчиков и мытарей, переписные листы и посольские грамоты отправлялись напрямую к княгине-матери. Она решала все споры и разногласия, подписывала выплаты и даровала вклады, направляла служивых людей на воеводства и в порубежье, назначала стряпчих и подьячих, учитывала тягло и мыт, утверждала росписи уже много-много лет – занимаясь сим привычно и уверенно, возвышая рода преданные и послушные и отрезая от прибыльных мест тех бояр, про которых долетали к ней недобрые слухи.

А Великий князь Василий Васильевич и юная великая княгиня Мария Ярославовна в это самое время беззаботно носились на санках с горы, крепко обнимая друг друга, пили терпкое вино и крепко целовались – они ведь женаты, им сие дозволено!

Слуги выставляли сани, сплетенные из ивовой лозы и накрытые кошмой, на верхний край склона, государыня с широкой улыбкой на лице забиралась внутрь, правитель державы ловко запрыгивал на задок, с силой отталкивался – и под восторженный смех девушки царственная пара мчалась до самой стены, захлебываясь морозным встречным ветром, поворачивали влево, разгоняясь все сильнее и сильнее, взлетали на высокий завал, сделанный из свезенного со всей крепости снега, и медленно откатывались к укреплению под Фроловской башней.

Девушка выскакивала прямо в объятия супруга, кружилась в них.

Они поднимались на склон – и возле ворот князя и княгиню встречали застеленные овчиной расписные сани. В охапки мягких мехов молодые падали безо всякой опаски, и пара могучих серых рысаков мчалась обратно к парадному крыльцу. Вернее – к столу. Здесь одетые в собольи шубы и парчовые охабни румяные юноши уже наполняли кубки, накалывали на деревянные спицы курагу и чернослив, встречая Марию и Василия поклонами и угощением:

– Испей с дороги, моя царица! Промочи горло, княже!

Молодые пили, улыбаясь и глядя друг другу в глаза, и угощали друг друга из своих рук, и о чем-то тихо шептались, – ибо со счастливого часа их свадьбы не прошло еще и полугода… из которых почти пять месяцев успели украсть дальние ратные походы. Так что супруги еще не успели привыкнуть к своему счастью, к праву находиться вместе, рядом и к праву невозбранно целовать, обнимать и ласкать друг друга.

Прочим князьям и боярам такового почета – саней от Фроловской башни до крыльца да поднесенного кубка – не полагалось. Зато остальные гости могли позволить себе и потолкаться, спихивая друг друга на ледяной накат, и опрокинуться на горку большой компанией, скатываясь на обычной кошме или вытертом ковре, свалиться с перегруженных саней, кувыркаясь в снегу.

Столь же вольно касаться государя и государыни никто, понятно, себе не позволял. Ибо баловство баловством, а бунт бунтом. И что весело быку – недоступно для Юпитера.

Однако необходимость прогуливаться пешком и собственноручно наливать себе угощение остальную свиту особо не тяготила. Они и угощались, и шутили, и с удовольствием уносились вниз по склону навстречу ветру.

Синее, зеленое, алое сукно шуб и шаровар, золотистая парча охабней, перья и самоцветы на шапках, бисерная вышивка на валенках. Золотые кубки и серебряные кубки на столе, аромат вина и сластей в воздухе, шум, гам, смех…

Увидев все это со ступеней крыльца, Софья Витовтовна даже замедлила шаг, испытывая смешанные чувства: здесь была и радость за счастье детей, и тоска по юности, и некая зависть, ибо сама она в их годы сражалась за свое счастье, высшей королевской волей обреченная на одиночество, запертая на острове, проклятая ведьминым званием. Ей никто просто так любви и знатности не дарил – она сама завоевала свой трон и свое звание и удержала одна против целого мира!