Месть княгини Софьи

Прозвище «Красивый[17]» прилепилось к младшему из Юрьевичей настолько прочно, что ныне уже ни у кого не вызывало сомнений, о ком именно идет речь.

– Коли так, я тоже полюбопытствую, – поднялся со своего места князь. – Шубу лисью подайте и валенки.

– И саблю? – осторожно напомнил верный Олай Басманов, что трапезничал вместе с прежним господином, так и не променяв его на юного князя.

– Что с нее проку на стене-то, дружище? – хмыкнул бывалый воевода. – Токмо для блеску носить? Так для красоты я лучше шубу надену. И шапку с пером африканским и самоцветом.

Из детинца на стену путь был короткий – через дверь аккурат под княжескими покоями. Там Юрий Дмитриевич в сопровождении преданного сотника и двух стражников вышел на бревенчатый настил, для защиты от огня выровненный глиной и присыпанный песком, сразу повернул вправо, к угловой башне, поднялся на нее. Побарабанил пальцами по краю бойницы.

На озере он увидел именно то, что и ожидал: темные фигурки рассыпавшихся в изгоне легких всадников, на рысях несущихся по снежному простору, далекий обоз, отсюда сливающийся в единое целое, и потому напоминающий очень низкую грозовую тучу, пятнышки убегающих от опасности горожан. Несколько плотно сбитых полков кованой рати с поднятыми рогатинами.

Вымпелов князь разглядеть не смог. Но дозорные – они ведь глазастее, за остроту взгляда на сторожевую службу и выбираются. Раз признали москвичей, стало быть, Москва и есть.

– Хорошего дня, отец!

Юрий Дмитриевич повернулся на голос всем телом – в толстой шубе с высоким воротником так просто, через плечо, не оглянешься. Повернулся и широко улыбнулся молодому правителю: длинный юшман с позолоченными пластинами, верхний ряд которых покрывала арабская вязь, а во втором – русские буквы складывались в призыв «Прибудет милость господня»; островерхая ерихонка, тоже наведенная золотом, с серебряными буквами. На плечах – подбитый рысью плащ из синего сукна. Столь же синего, как глаза юного витязя. Густые черные брови, алые губы, розовые от мороза щеки, острый нос и узкий точеный подбородок.

Да, его младший сын и вправду вырос настоящим красавцем!

– Что ты здесь делаешь, княже? – поинтересовался он.

– Обхожу крепость, батюшка, – отчитался паренек. – Проверяю, насколько готова к осаде. Давненько уже не появлялось врагов возле стен нашего Галича.

– И как?

– Все на удивление славно, отец. Это ты ведь твердыню строил, ты ее готовил! Как ты все обустроил, все так и осталось. Нетронутым. Я лишь проверил, чтобы припасы не растащили. Но нет, все на месте. И жребий, и огненное зелье, и стрелы, и солонина, и крупа. Все есть. Людей токмо мало. С братьями старшими очень многие ушли.

– Зерно не погнило?

– Так ведь мешки вощеные, отец, не отсыревают! Все, как ты учил.

– Не знаю, верно ли сие, – пожал плечами князь Юрий Дмитриевич. – Иные сказывают, его не беречь надобно, а менять каждые три-четыре года. Старое в котлы, а свежее ему на замену. Дабы не перележивалось.

– Брать станут охотно, батюшка, – усмехнулся князь Дмитрий. – Вот токмо обратно в кладовые разве только из-под палки завозить получится. Глаз да глаз. Вот я сейчас проверил, все на месте. А кабы меняли, могли оказаться и пустыми!

– Вот и я так думаю, – согласился Юрий Дмитриевич, все еще любуясь сыном.

– Что теперь будет, отец? – Мысли мальчика были заняты другим. – Что дальше?

– Ну, что… – Князь все-таки отвернулся от паренька, прищурился, глядя на далекого еще противника. – Коли воевода у них дурной, попытается захватить нас со стороны озера. Там стены вдвое ниже и оттого кажутся доступными. Вот токмо укрытий на льду не выкопаешь, придется подходить и кидаться с наскока, а непорушенные укрепления так просто не одолеть. К тому же, коли совсем тяжко станет, мы лед из тюфяков поломать можем, вода поверху потечет, а нападать через полыньи, по лужам со скользким дном, да еще в мороз… Сие и вовсе самоубийство получится.

– Так вот почему ты в прибрежные башни столько ядер сложил! – сообразил Дмитрий Красный. – Лед колоть. Галькой его, понятно, не разбить.

– Да, – согласился отец. – Особенно зимний. Во‑от… Посему воевода более опытный предпочтет атаковать нижнюю угловую башню. К ней подобраться проще, а коли ее развалить, то пушки с соседних башен прорыва закрыть не смогут. Через таковой пролом входить в город удобнее всего. Вот токмо сия слабость защитникам тоже понятна, и ясно, что такое место укреплять станут особо старательно. Я, к примеру, под сей башней клеть закопал и камнями ее засыпал. Так что, даже если вал расковырять и киту прорубить, пользы нападающим не выйдет, носом в камни уткнутся. Запалить ее тоже трудно, там подклеть самая высокая, а коли ядрами разбить, так вал опять же высокий, он сам по себе укрепление хорошее. И внутри весь из камней…

Князь Юрий Дмитриевич рассказывал все так подробно вовсе не со скуки. Он учил сына, делился опытом. Взрослый воин знал, что перед лицом опасности все хитрости осадного искусства врежутся будущему воеводе в память особенно глубоко.