Месть княгини Софьи

Пожалуй что, имея такой доход и связи при дворце, ключница вполне могла покинуть службу и заняться своей жизнью и своим делом.

Однако…

Однако она выросла при дворце, была воспитана Софьей Витовтовной с малых лет и совершенно не мыслила иной жизни, кроме как среди бездонных кладовых, ледников и погребов, среди знатной челяди и высших властителей, среди дворцовых интриг и хитростей и нежданных наград.

Вот и сейчас ключница кратко и таинственно поведала:

– Он ждет, где приказано… – произнеся слова, непонятные никому, кроме той, кому они предназначены.

– Славно… – кивнула княгиня-мать. – Ступай к государыне, помоги ей выбрать вино. Надобно такое, чтобы Дмитрий Красный предпочел выпить его сам, не отдавая на сторону.

– Но я же не ведаю, что именно он любит, великая госпожа!

– Надеюсь, сие удастся разузнать… А пока просто подбери хороший напиток на свой вкус…

– Будет исполнено, великая госпожа!

Софья Витовтовна кивнула служанке и прошла мимо нее к задней двери, предназначенной только для слуг. Вышла через «черный ход» на «черное крыльцо», спустилась на двор, медленно прошла через задние проулки крепости к храму Вознесения, каковой так и не смогла достроить за все время своего пребывания в Москве. Остановилась у дверей, повернулась к свите:

– Я желаю помолиться в своем приделе. Подождите меня здесь.

Давно уже прошли те времена, когда свита тщательно оберегала госпожу от одиночества, независимо от ее желания. С тех пор Софья Витовтовна перестала быть всевластной госпожой… Однако же теперь ее воле не смел более противоречить никто на всем белом свете! Ни в большом, ни в малом!

Женщины замерли на морозном воздухе, а их повелительница прошла в церковь, перекрытую на высоте будущих куполов балками с настеленным на них тесом.

Перекрестившись, вдовая княгиня свернула в боковую дверцу, за которой находилась часовенка с совершенно голыми стенами и единственным распятием у восточной стены. Здесь и мялся легко узнаваемый по зеленым глазам круглолицый конопатый паренек лет восемнадцати, одетый в меховые штаны, заправленные в валенки, синий зипун с пришитыми на швы красными шнурами и лисий треух. И хотя зипун считался одеждой нарядной и достаточно дорогой, по облику юноши становилось понятно, что он смерд.

При появлении Софьи Витовтовны паренек торопливо поклонился и сдернул шапку, открыв мелкие рыжие кудряшки, больше похожие на пух новорожденного птенчика.

– Твое имя? – спросила вдовая княгиня.

– Вторуша, великая госпожа.

Похоже, до сего времени паренек не смог заработать себе даже клички, все еще живя под детским именем. Ведь Вторуша означает всего лишь второй ребенок в семье.

– Три года назад ты отвозил в Галич письмо, Вторуша, – с тяжким вздохом напомнила Софья Витовтовна. – Вскорости мне стало известно, что ты не дождался ответа. Без сего ответа я понесла великую утрату, а Москва начала тяжелую и позорную войну.

Юный холоп сглотнул и упал на колени.

– Я хочу спросить тебя, Вторуша, – вытянула из ножен длинный обеденный кинжал вдовая княгиня. – Чего ты желаешь? Наказания, – она показала клинок, – или искупления? – она показала принесенный из кухни кусочек теста.

– Искупления, великая госпожа, искупления! – взмолился мальчишка.

– Тогда дай мне свою руку…

Женщина крепко сжала пальцы юноши, резанула по тыльной стороне ладони, наклонила ее, позволила небольшому количеству крови стечь на тесто, тщательно его размешала, поднесла к щеке, негромко зашептала:

– Ты – плоть от плоти земной, прах от праха земного. Ты хлеб колосистый, от Макоши-матушки родился, ее плотью питался, ее водами упивался, ее солнцем золотился. Прими, хлеб земной, в себя плоть новую, плоть вторую, прими плоть смерда, вторым рожденного, молоком материнским вскормленного, на хлебе земном выросшего, прими в себя плоть его и душу вечную, стань плотью и кровью его, стань душой и помыслом. Отныне и навеки…

– И что теперь?.. – голос паренька оказался каким-то свистящим.

– Ничего страшного, – подняла на него взгляд внучка богини Беруты. – Теперь через кровь твою твоя плоть и душа заключены в этом тесте. Я прикажу испечь из него пряничного человечка и спрячу в темную шкатулку. Если ты вдруг откажешься мне повиноваться, я скормлю сей пряник собакам. И тогда с твоим телом и твоей душой случится то же, что и с пряником… – Вдовая княгиня резко сжала кулак, и тесто полезло между ее пальцами. Усмехнулась: – Да не бойся так. Покамест это всего лишь бесплотная мякоть, ако еще нерожденное дитя. Плотью она станет токмо завтра. До рассвета можешь быть совершенно спокоен и даже наделать еще глупостей, достойных наказания. И сие будет прощено. Но с завтрашнего полудня больше не ошибайся!

– Да, великая госпожа! – поклялся юноша и прижал порез к губам.

– Ты можешь встать, – разрешила княгиня. – Готовься в путь. Поскачешь в Галич с подарком. Будешь там, попытайся вызнать, какое именно вино более прочих любит Дмитрий Красный? Можешь не бояться переборщить со старанием и расспросами, ведь ты всего лишь желаешь как можно лучше угодить тамошнему правителю. И на сей раз возвращайся с ответом, а не по своей прихоти!