Месть княгини Софьи

– Желаю Васеньке тафью новую вышить. – Мария Ярославовна указала на цветной египетский бисер, разложенный поверх скатерти небольшими кучками.

– А почему девкам вышить не прикажешь?

– Так ведь то для супруга любимого, матушка! – несказанно изумилась девушка. – Своими руками делать надобно! С любовью и нежностью!

– Девичье развлечение, – покачала головой Софья Витовтовна. – У замужней женщины, у хозяйки настоящей на сие баловство времени обычно не хватает.

– О чем ты, матушка? – насторожилась Великая княгиня.

– Меня зело радует, Ягодка, что ты с сыном моим так милуешься, что все минутки свободные рядом с ним проводишь, что вместе с ним веселишься и тревожишься. Однако же долг женщины не токмо в том состоит, чтобы детей растить и с любимым ласкаться. Женщина завсегда за хозяйство отвечает, за расходы и прибытки, за порядок и сытость общую. Супруг, он ведь то в походы долгие отправляется, то по делам посольским уезжает, то его по тревоге внезапной призывают. Хозяйка же всегда при хозяйстве. За скотиной следит, за амбарами, за слугами и домом. Дьяки и приказчики, они ведь таковы… Коли чуть отвернешься, они уже не к твоей выгоде командовать начинают, а по своему разумению, и так все поворачивают, чтобы карман свой серебром наполнять. Если же догляд на полгода пропал, как нередко с походами дальними случается, так ведь и вовсе разорить способны.

– Да, матушка, я понимаю, – согласилась Мария Ярославовна. – Во многих повестях и романах о сем сказывается. Как вернулся боярин из долгого похода, а в поместье разор полный, все продано и растащено, приказчик же или староста в бегах.

– И то верно, во многих книгах о сем сказывается, – кивнула вдовая княгиня. – Однако же наше с тобою хозяйство – это не деревня или подворье торговое, а вся огромная держава. Всей Руси заботливые руки женские надобны. Посему я так полагаю, Ягодка, надобно тебе со мною рядом находиться, когда я с тиунами, дьяками и воеводами счет веду и росписи проверяю. Сперва посмотришь, потом некоторые хлопоты на себя примешь, а там и сама повелевать начнешь.

– Но ведь ты и сама хорошо справляешься, матушка, – как-то испуганно пробормотала юная правительница. Словно бы девочка почуяла в сем предложении скрытый обман.

– Но я не вечна, Ягодка, – покачала головой Софья Витовтовна. – Рано или поздно, но тебе придется принять сей груз из моих ладоней. К тому часу тебе надобно быть готовой.

– Хорошо, матушка, – поднялась Мария Ярославовна. – Я стану учиться.

– Сперва тафью для Василия закончи, – милостиво разрешила вдовая княгиня. – За три-четыре дня ничего не изменится.

Софья Витовтовна направилась к выходу, но вдруг остановилась, обернулась:

– Ты сказывала, Ягодка, князь Дмитрий Красный тебя из полона без условий и позора отпустил? Почему бы тебе в благодарность за сие не послать ему к Рождеству бочонок хорошего вина с письмом и поздравлениями?

– До Рождества всего две недели, матушка. С подарками не поспеть.

– Верховой поспеет. Вино на скакуна навьючить, и вся недолга.

– Дмитрий Юрьевич очень милый отрок, – осторожно подбирая слова, ответила Великая княгиня. – Добрый и отзывчивый. Я не хочу, чтобы с ним случилась какая-то беда.

– Да что же вы все на меня так смотрите, ровно я Баба-яга какая-то! – всплеснула руками Софья Витовтовна. – Будто я всем и всегда токмо зла желаю, беду накликиваю, порчу навожу! Не хочу я князю Красному никаких напастей. Просто раз уж сын мой желает с Юрьевичами сдружиться, я пытаюсь ему по мере сил помочь! От меня Дмитрий Юрьевич никаких подарков точно не примет. А от тебя возьмет.

– Я ничего не говорила про порчу… матушка… – на всякий случай напомнила юная правительница.

– Коли опасаешься подвоха, выбери вино сама, – предложила вдовая княгиня. – Я к бочонку и близко не подойду и грамоты даже не коснусь. Сделай все своею рукой, я же покамест велю Пелагее подобрать доверенного гонца.

– Да, матушка, – не посмела спорить восемнадцатилетняя Великая княгиня.

– Я пришлю ключницу, – пообещала Софья Витовтовна. – Она в винах даже поболее меня разбирается. Пусть ради такого случая разыщет самое лучшее!

Покинув покои правительницы, вдовая княгиня спустилась на кухню.

Прогулялась за спинами стряпух, заглядывая в котлы и лотки, в топки огромных печей, никогда не знающих покоя. Остановилась возле холопки, раскатывающей тесто, отщипнула кусочек, помяла между пальцами, немного откусила, тщательно прожевала, оценивая вкус, двинулась дальше.

– Мое почтение, великая госпожа! – склонилась застигнутая возле кладовой ключница.

После того как вернувшаяся с богомолья Софья Витовтовна внезапно одарила свою холопку за честную службу суконной фабрикой, дающей три сотни рублей годового дохода, Пелагея перестала одеваться «с княжеского плеча», и теперь выглядела ничуть не хуже княгинь из великокняжеской свиты: сарафаны сшиты в точности по телу, огибая и подчеркивая каждый его изгиб, и опушены горностаем, на перстах рабыни появились самоцветы, а на груди – ожерелья. Теперь даже встречные бояре, незнакомые с дворцовыми порядками, кланялись ей, словно истинной княгине.